Забагровело за окном, засентябрило,
По небу тучи ветер прогоняет,
Всё чаще утки над водою мимо
То парами, то в тройках пролетают.
К Нафане, как-то сразу и внезапно
Подкрался юбилей. Однако радость.
Про этот праздник доложу Вам поэтапно,
(Свидетель ведь, хотя узреть успел лишь малость).
Годков-то сколь? Дык все не сосчитаешь…
Осьмнадцать будет пусть, хоть с сединою:
Нафаня наш во снах ещё гуляет
С такими девками, что охает порою!
Рука сильна, на скорость быстры ноги,
Мозг не иссохся, не прилип к затылку,
Хотя… бедовый, еж ли подвести итоги,
Старуху любит, ну,…. порой бутылку.
От жизни он не требовал награды
И, как обычно, от жены подарков,
Хотя желал, минуя бабкины засады,
От молодухи поцелуев жарких.
Ну, что, событие, подумать… юбилей!
Он так и в будни – выпьет, что найдётся.
Один хрен не созвать за стол гостей:
Почтмейстер лишь в друзьях, так тот и так припрётся.
Еще знакомый есть, непьющий Рыбоням.
Так тот всё шлындрает по Локам, всё рыбачит.
Ну, пригласили. Будет ли, не знает сам.
А не придёт, Нафаня выпивку заначит.
«Не пьёт Рыбак, так сам себе нальёт,
Лишь был бы повод»,- так Нафаня размышляет,
-«Он всё чаями угощает, обормот.
Кто ж юбилеи чаем обмывает?!»
Остался друг один… Года… Идут года.
Иные где? Разъехались куда-то.
Или давным-давно пешком ушли туда,
Откуда никогда нам нет возврата…
Накрыла стол старуха, не скупясь,
Чего там только не было – ведь праздник!
Перед Почтмейстером упасть? Да, мордой - в грязь?
Ещё растреплет по дворам, ведь он такой … проказник!
И балычок, и прокопченный Лещ,
Наливки только восемь видов припасла.
Эх, только б съели всё, ведь не сберечь
Трудов плоды с огромного стола.
Нафане подарила палку «Рельс».
Нет, не последнюю, на тонну, небольшую,
Штанюли новые скроила, ведь залез
В костёр он давеча, где обгорел вчистую.
Себя дарить? Уж поздновато ей.
Нафаня, хоть и молодится, мля, не скрою,
Частенько от старухи … звездюлей
Лишь получает, да затрещины порою.
Сидели долго, до утра, почти до света.
Наелись вусмерть, заодно попели песен,
Ведь праздник был без них не интересен.
Почтмейстер выполз на бровях уже с рассветом.
Вдогонку, следом, наш Нафаня порывался
«Лишь проводить», да снова облажался!
По стеночке, с закрытыми глазами,
Ведомый скво своей, запутался ногами,
Да так об угол лавки приложился,
Что пискнул пару раз и на весь день забылся.
Старуха вмиг его в постельку за подмышки.
И в хате – тишина, скребутся только мышки.
К полудню Рыбоняма чёрт принёс.
Припёр товарищ в дом подарков целый воз:
Катухи, лески и другую хрень.
Сложили в угол, разбирать всё лень.
Старуха Рыбоняма накормила,
Всё обсказала, что и как тут было
И, мимоходом, угол лавки показала,
Что лбом словил старик, раскрыв… зевало.
Ведь столько стукнуло ему! Пора б угомониться!
И бдела вечер весь… Когда успел напиться?!
Видать судьбинушка у окаянного такая:
Всё по ухабам, да г…но с небес хватая.
Ну, всё что видел и что слышал, записал,
Набил там пузо и, пока старик не встал,
Старуху чмокнув в щёку второпях,
Домой пополз, да на своих, не на бровях!