Говорит ему, говорит ему, говорит:
Барселона вчера в пух и прах разнесла Мадрид,
На Таганке митинг, народ третий день стоит,
Снегопадом накрыло город, в окно сквозит,
Я простыла, пью молоко, я хриплю, ты слышишь?
На помойке нашла кота, ему говорит,
Накупила сосисок - он мордочку воротит,
На спектакль ходила - про Еву и про Лилит,
Выдыхает ему себя - не хочу - бери,
Обретает форму, характер, привычки, ритм,
Обрела покой - но об этом ведь не напишешь.
Рассказала свой сон - ей снится она парит,
За спиной - крыло, оторвано, серебрит,
Он в руках ее держит как спичку- она горит,
И не помнит ни прошлых страхов и ни обид,
Утихает, почти не чувствует, что дрожит,
Он ладонь разжимает - а там уголек остывший.
...Мы сидим на кухне. Чайник всё не кипит.
Сигарета тухнет, песенка - на репит.
За окном погасли последние фонари,
Он слегка остраняется и говорит - "замри",
Тьма зрачка растекается в плавленый лазурит,
Абрис взглядом очертит - запечатлеть внутри.
Непонятно - кто полицейский, а кто - бандит,
Надавить на больное - так, вроде бы, не болит.
Невозможно тихо после локальных битв,
Всё надеемся, что вот-вот нас с ним озарит -
Телефон надорвался - она ему говорит,
Говорит ему, говорит, переходит в крик...
Он включает беззвучный и молча в меня глядит.
Тишина такая, что, кажется, заискрит.