Это дух Сашка Билого — неутолённый, мятежный —
бешеной слюной исходит, что шелудивый пёс: жуть, злость,
жаждет отмщенья, крови, рыщет по Незалежной,
вгрызается в плоть, рвёт тёплое мясо, ломает кость.
Это никто как он — прелюбодейный — шало
пахнущий палёною человечиной в Одессе вдыхает дым,
роется в Мариуполе в трупах, но всё ему мало, мало,
весь измазался кровью, а — всё незрим.
„Мало ещё вы душ загубили кацапских“, — за ушные мочки
дёргает подначивает, поддаёт пенделя, чтоб уж наверняка,
долбит мозг Коломойского, печень клюёт, вырывает почки.
„Это ты, Сашок?“ — тот в ужасе спрашивает у невидимого Сашка.
Тот недолго с ума сойти, что со ступеньки… Лютый
озноб: серое вещество скисает, как молоко.
В ночи Коломойский спрашивает у шкафа: „Билый, чи там, чи тут ты?“
Но до поры ухмыляется, отмалчивается Сашко.
Ибо — наутро — знает: глянут все западенцы,
все коломойцы глянут в зеркальную даль, и в крик:
оттуда стервец Сашко кривляется, грызёт заусенцы,
средний палец показывает, высовывает язык.
Глянут наутро бандеровцы — родичи, единоверцы —
на братков по сектору, и в каждом из них — мертвяк
Билый Сашко сидит, застреленный ночью в сердце
и заселивший тела живые незнамо как.
Глянет и Незалежная в воды и — отразится
бритая голова с безобразным ртом, жёлтый желвак,
бегающие жестокие глазки, жиденькие ресницы,
вылитый Сашко Билый — убивец и вурдалак.
Да это же бес в маскировке: плоть, синие жилы,
всё как у всех: комар на лице простом…
На цепь его посадить, под требник Петра Могилы
склонить, с заклинательными молитвами и крестом!..
В берцах, в военном буро-зелёном прикиде,
ишь, как всамделишний — щетинистая щека…
Да покадит на него иерей, воскликнет Господь: „Изыди!“,
и с воем из Незалежной извергнется дух Сашка.
(С) - Олеся Николаева
Перепечатал, шокированный глубиной текста