20 лет до нашей эры

Константин Кущев
1.

Повествуют старинные руны
И видения как слова.
Вижу как под копытами хуннов
Прошлогодняя стонет трава.

Вижу, как полыхают аилы,               
Слышу песню «поющей стрелы».
Это древние предки Аттилы
Это слуги полуночной мглы

Лютня сломана, порваны струны
Обезглавлен бродячий поэт.
Мчат с востока  косматые хунны
И надежд на спасение нет.

Слышу бранную речь иноверцев,
Слышу резкий гортанный смех.
Копья хуннов, пробитое сердце. 
Кровь из раны окрасила снег...

2.

В ветхой хижине в дебрях таёжных
Помня пращуров строгий наказ:
Осторожно прожить невозможно
Жил измученный, беглый хагас.

Он пришёл в этот край на рассвете
Двадцать вёсен тому назад.
В волосах заблудился ветер
Горечь прожитых лет в глазах.

Помнил он, как свирепые хунны
На деревню напали во тьме,
Как сгоняли овец тонкорунных
И людей! Как скотину в ярме.

Как, закованный, в землю чужую
Он дошёл из последних сил,
Как был продан торговцу-сяньлюю
В приграничный, крестьянский аил.

Но хорошим рабом не будет
Кто для подвига был рождён,
Врать не может шаманский бубен
Перед племенем и вождём.

У хагаса в крови - свобода
Даже если спина в крови;
Встанет витязь рыжебородый
Даже если не сможет идти.

И однажды в бреду сквозь ресницы
Он увидел на сопках костры,
Это древний сигнал: на границе
Враг напал на ночные посты.

До границы немного осталось,
До границы дневной переход.
Не смотря на болезнь и усталость
Нужно действовать. Наоборот,

Если в бурной реке по теченью
Плыть как выворотень весной,
То поддавшись речному влеченью,
Захлебнёшься речною волной.

Он сломал об колено колодку,
Взял припрятанный ранее нож,
Из окошка стальную решётку
Вырвал и соскользнул под дождь.

Лишь ковыль и далёкие горы
Шёл на север, к Алтын-Казык.  Золотая Ось(тюрк.) Полярная звезда
Непривычные глазу просторы
Непривычный, чужой язык.

Не свернул, не нагнулся ни разу
Видно духи его берегли.
Из оружия нож и  разум
Из друзей ночь и запах земли.

Страшный путь, сквозь пески через Гоби
С караваном верблюдов прошёл. 
Охранял караванщика что бы
Тот на север доставил свой шёлк.

Степью Хунну, звериной тропою
Шёл ночами,  ведомый звездой.
Там на каждом шагу – поле боя,
Клёкот ворона, череп пустой.

Мародёрство, ну что ж, жизнь дороже.
Луки, стрелы, кинжалы, мечи.
И доспехи кабаньей кожи,
И старинной работы камчи.        Плеть

На пустом берегу Керулена                река в Монголии
Он сидел без еды и огня.
Плеск волны, запах тины и пены.
Вдруг услышал в кустах храп коня.

Хуннский конь под седлом, вот удача!
Видно в схватке был выбит седок.
Настоящий скакун, а не кляча
И к седлу приторочен мешок.

Скарб нехитрый степного бродяги:
Трут, огниво да мяса кусок,
Перекисший айран во фляге,                напиток из молока
Серебра небольшой брусок.

Серебро он отдал Керулену,
Духу сильной, степной реки.
Стоя в мутной воде по колено,
Попросив разрешенья пройти...

3.

ВЕрхом легче в степи незнакомой,
Вот рассеялся лёгкий туман,
И на севере окоёма
Вырос древний Хамар-Дабан.                Горный хребет

Лесом хвойным укрытые горы
Cладкий запах сахан-дали,                рододендрон Адамса
Тарбаганов широкие норы                сурок в Бурятии
И гольцы-старожилы вдали.

Всем уютно под пологом леса
Над изюбрем смеётся желна,                чёрный дятел
На поляне медведь куролесит,
Речка рыбы и утки полна.

Кедр звёзды на мягких иголках
Держит бережно, чуть дыша,
И брусника - заката осколки,
Наливается не спеша.

Пересвистываются на рассвете
Рябчик с юрким бурундуком.
И сюда, в середине лета
Он пришёл с боевым конём.

Вверх по речке, под пологом леса,
Огибая скалу за скалой,
Шёл упрямо дней семь или восемь,
Что б желанный найти покой.

Лес валил боевой секирой,
Чистил брёвна кривым мечом.
Ветер северный, ветер задира
Первым новый освоил дом.

Печка-каменка, крыша накатом,
Вкруг от дома глухой частокол,
Что б случайно хозяин лохматый                медведь
В гости к беглому не зашёл.

4.

20 лет это очень много.
Конь помощник давно издох.
Вот и старость стоит у порога,
Да и сам он давно не ездок.

Как то ясною звёздною ночью
У костра он не мог уснуть.
А на утро собрался и срочно
Вновь отправился в долгий путь.

Глаз не тот, стали слабыми ноги,
Но решительно шёл вперёд.
По тайге вдоль хребта, без дороги
Реки вплавь, а речушки вброд.

Он как в прошлом шёл строго на север,
Пересёк в мае водораздел.
Только-только проклюнулся ревень,
Только-только медведь заревел.

Лишь в начале короткого лета
Вышел к шумному Иркуту.
В изумрудную зелень одеты
Берега. Повинуясь труду

Сильных струй расступаются скалы,
И грохочет в ущелье река,
Что бы вскоре свободно, устало
Вдруг расширились берега.

Но не стал бурной речкой спускаться,
Взял восточней и через три дня
Останцев заскорузлые пальцы
За спиною остались. Маня

Дивным видом открылась равнина,
Окаймлённая цепью гор.
И сегодня Тункинской долиной
Наслаждается путника взор.


Шёл на север по крепкой дороге
(Люди издревле жили тут).
Одуванчики-недотроги
Пролагали хагасу маршрут.

Посредине широкой долины
Шёл больной, но свободный беглец.
И отряд из посольства динлинов
Повстречался ему, наконец.

5.

Восемь всадников как по команде
Вдруг покинули сомкнутый строй;
За границей Саян нет гарантий,
Что отряд возвратится домой.

Окружили со знанием дела:
-Кто такой и откуда идёшь,
Или жить тебе надоело,
Или ты слишком долго живёшь?

На знакомом динлинам наречьи
Так ответил им старый хагас:
-Я, ребята, до этой встречи
Умирал в этих землях не раз.

И ловили меня, и казнили.
Хуннский плен и гобийский песок
Не согнули меня, не сломили.
И сейчас мой не кончился срок.

Не меня вам бояться надо,
Скоро кончатся горы и лес,
А в степи от недоброго взгляда
Одвуконь под траву не залезть.

Я смотрю вас не так уж и много
Степь оплошности не простит.
Старика взять с собою в дорогу
Вам нисколько не повредит.

Со своей стороны обещаю,
Что живым возвратится отряд.
Мне бы чашку горячего чая,
Чаю был бы безмерно рад.

Улыбнулись спокойно солдаты:
-С чаем это старик перебор!
Ты не всё нам сказал, но однако,
Мы продолжим в пути разговор.

В разговорах дорога короче
И понадобится проводник.
Вот твой конь, остановимся ночью,
Там и чаю напьёмся старик.

6.

Далеко от родимого дома,
Месяц длится тяжёлый поход.
Степь динлинам почти не знакома,
Не знаком и степной народ.

Но приказ есть приказ, неуклонно
Продвигался отряд на восток.
Возвращался хагас из полона,
Впереди новой жизни виток.

Нынче жаркое выдалось лето,
Вёл динлинов дорогой прямой.
Иногда подходил за советом
Сам посол, гордый воин седой.

За спиной у отряда осталось
Девять тысяч нехоженых ли.
Силы брал, побеждая усталость,
От прогретой безлюдной земли.

На Онон, в ставку Северной Хунну,
Где народами правит шаньюй,
Подошли тёмной ночью безлунной,
Тут же царский гвардейский патруль.

Никому не знакомым маневром,
Вдруг возник из ночной темноты.
У отряда натянуты нервы,
Словно жилы витой тетивы.

Но убийство послов преступленье.
Хунны чтут непреложный закон,
Через годы и поколенья
Он дошёл и до наших времён.


7.

Уже 2 месяца идут переговоры,
В безделии проходит каждый час,
Беззлобные турниры, стычки, споры
Все воины в отряде, лишь хагас

Слонялся неприкаянный без дела,
Хозяином забытый старый пёс.
На старицах ледок и побелела
Полоска берега и за прижимом плёс.

Умелою художественною кистью
Раскрасило осенние кусты.
На жёлтую траву ложатся листья,
Законы увядания просты:

В начале золото берёз и кровь рябины,
Затем поблекнут яркие цвета,
Поплачет небо ливнями тоскливо
И мир укроют белые снега.

Старик сидел на берегу Онона,
Боролся ветер с пламенем костра.
Октябрь плакал, волны на затоне
Рассказывали что-то до утра.

Огонь съедал полено за поленом,
Он слушал ночь и плеск речной волны,
Болело сердце, правое колено,
На тёмном небе не было луны.

Он слышал голоса давно ушедших,
По-прежнему родных ему людей.
И свист стрелы, пронзительно зловещий,
Испуганное ржанье лошадей.

Крик матери с мольбою о пощаде,
В бессильной ярости последний вздох отца,
Он защищал своих: семью и стадо
И в этой схватке дрался до конца.

8.

А сын сидел на женской половине,
Зарывшись в шкуры и боясь вздохнуть,
Клеймо предателя носить ему отныне
И время вспять ему не повернуть.

Отец и мать погибли при набеге,
Брат навсегда останется рабом.
Откажет каждый в хлебе и ночлеге
В любой деревне, в стойбище любом.

Он на коленях, в знак повиновенья,
Реликвию семьи врагу отдал.
Изменою купил себе прощенье,
Пропал обсидиановый кинжал.

Его дед деда получил в походе
На дальний юг, где не бывает зим,
Из рук шамана древнего народа.
Тот, кто владел им, был неуязвим.

В бою и схватке магия кинжала
Хозяина от смерти берегла.
Но от предательства, как видно не спасала,
В пустой деревне поселилась мгла.

Он вспоминал и думал о минувшем,
Светлел восток и догорал костёр,
Онон у ног плескался равнодушно.
Он вынул нож, клинок травой протёр,

Отрезал ломтик вяленой конины
И помолясь, швырнул его в огонь.
Сегодня 43-ьи именины
И  10 лет как умер старый конь.

Задумавшись, он всё- таки заметил
Как кто-то крадучись возник из темноты.
И словно не было разлуки многолетней:
-Ну, здравствуй брат, я знал, что это ты!

Высокий воин в дорогих доспехах,
Уже не молод, но и не старик.
Усталый взгляд большого человека
Познавшего и лесть, и сеть интриг.

Телохранитель властелина Хунну
Без стука заходил в любую дверь.
Он и к костру прошёл совсем бесшумно,
Но брат узнал, как знает дикий зверь.

-Ты ещё жив, - хагас продолжил сухо,-
Кинжал убийцы не настиг тебя,
Яд не проник во внутреннее ухо,
И не разверзлась под тобой земля?

Зачем ты подошёл ко мне так близко?
Для этой встречи мне хватает сил,
Но ты не можешь обойтись без риска,
И мне не интересно как ты жил.

Скажи мне только, ведь ты не был трусом,
Всегда в учебных схватках побеждал.
И даже после волчьего укуса
Ты не стонал. Зачем отдал кинжал?

Не реагируя на гневную тираду,
Тот бережно из-под полы достал ...
-Мне брат сюда добраться было надо.
Вот он обсидиановый кинжал.

Враги как раз за ним и приезжали,
Мы уберечь клинок бы не смогли,
А без него они ушли едва ли б.
Так мне пришлось уйти с родной земли.

За эти годы, в боевых походах
Я никогда не забывал о том,
Что я потомок гордого народа-
Хагас не может жить под хомутом.

Но был бы прок в моей геройской смерти?
Подвиг ли бой, когда потерян смысл?
Ты в скалы не пойдёшь при шквальном ветре,
Не станешь пить отравленный кумыс.

С тобой я разговариваю честно,
Хотя за эти годы часто лгал.
Ты говоришь тебе не интересно,
Ну что ж прости, и забери кинжал.

Возьми и отнеси его народу,
На нём нет чар, я это проверял.
Довольно острая и крепкая порода,
А так вполне обычный материал.

Я не вернусь домой и мне на запад
Дороги нет, обратно нет пути...
Дождь продолжал на землю тихо капать
И остывая, трескались угли.