5 глава
Неприятные событья охлаждают взлёт Певца:
Поражён поэт открытьем дел француза-наглеца.
Сей француз, Дантес известный, принят в Петербургский «свет»
И по отзывам нелестным – обольститель-сердцеед.
Он, Натальей очарован, к ней любовью воспылал,
Привлекает острым словом, а в глазах призыв-сигнал.
У Полетики* по дружбе просит помощи наглец:
Встретиться с Натальей нужно – он иначе – не жилец.
*Полетика – внебрачная дочь Строганова, родственница
Натальиной матери, урождённой Строгановой.
А коварную подругу злая ревность извела,
И родню она гадюкой на беседу позвала.
Нет, не ведала Наталья, что у встречи есть секрет,
Где кавалергард-каналья приготовил пистолет
И грозил ей застрелиться, изгибая в муке бровь,
Если с ним она простится, не ответив на любовь.
Возмущённая Мадонна прервала весь этот бред…
И взбесился в неуёмном оскорблении Поэт.
Поразила душу встреча исполненьем ворожбы,
И покой исчез навечно с чёрной меткою судьбы.
Был предсказан соблазнитель при гаданье роковом:
Белокурый искуситель принесёт несчастье в дом.
ПАСКВИЛЬ честь поэта косит по знакомым и друзьям,
Что теперь он рогоносец, насмех всем своим врагам.
Демон встал у изголовья и покой его украл,
И супруг дуэльной кровью расквитаться пожелал.
Но, помешан на карьере, ход нашёл француз в «игре»,
Что жениться он намерен на Мадонниной сестре.
Кате «не было бы счастья, да несчастье помогло»:
Под фатою в одночасье к ней замужество пришло.
Кончено… «Концы все воду», – скажет радостно родня.
Но в Дантесе, без исхода, не погашен жар огня.
Набивается он в гости, как семье законный зять,
А враги им «моют кости», разжигая злую страсть.
Быть не может равнодушным Пушкин к подлому суду
И к завистникам двурушным, что толкуют про беду.
Многим светским прилипалам дар поэта – в горле кость:
Эпиграмм на них немало написал он, вызвав злость.
Ждут они его паденья, говоря: талант заглох,
Не выходят сочиненья, потому что автор плох...
Поражает нервность брата Ольгу – кровную сестру:
Словно дух его распятый треплет ветер на юру.
На лице видны изъяны – «желтизна и худоба»,
А в глазах сплошною раной угнетённая судьба.
* * *
Больше, чем Дантес-негодник – при венчанье Катин « князь» –
Вызывают горечь сводник за подмётных писем грязь.
Это дипломат-посланник, подозрение – на нём,
А Дантес – его избранник – им теперь усыновлён.
– Дал голландец пищу толкам, – с желчью думает поэт, –
И, поранив злобным волком, на душе оставил след.
Нервы Пушкина на взводе, и он гнусному «отцу»
(В странной для людей природе) шлёт письмо, как подлецу,
Что он сводничал для «сына» и жену его гнобил,
С нею подло и бесчинно о разводе говорил.
Чести нет у сводни старой!.. И письмо попало в цель:
Не стерпел Дантес удара, выслал вызов на дуэль.
Стало Пушкину спокойней: он – «публичный человек»,
Должен выглядеть достойней, счастье в жизни не навек.
Беспощадность злой юдоли обострила ум его,
И теперь « покой и воля» для него важней всего.
«Памятник нерукотворный» он уже воздвиг себе,
Лира в нём поёт, покорна Высшей Божеской трубе.
Но не столп Александрийский он для общества людей,
А живой, душою близкий, стихотворец-чародей.
Верит Пушкин: через годы добрый слух о нём пройдёт,
В каждой нации народа отклик дружеский найдёт.
* * *
В дни, когда бушует драма, снова рукопись пред ним:
В злоключениях «Пелама»* (лит.герой)– русский мир, необозрим.
Наполняется, как шлюзы, смыслом каждая строка
От «декабрьского союза» до лихого мужика.
Но пока он только начат, а сейчас важней дуэль,
Честь задета, это значит – дверь семьи снята с петель.
Чтоб все тешились изнанкой «рогоносца» без… рогов,
Потому что он приманка позлословить для врагов.
Поединок
Государевым Указом на дуэль лежит запрет:
Каждый должен быть наказан, кто поднимет пистолет.
Только часто пылкий Пушкин разрешал дуэлью спор,
Хоть она и не игрушка, был на вызов очень скор.
Но при должном объясненье мог он вызов взять назад,
Или выстрел со смещеньем слать без цели, невпопад.
А теперь сняты вопросы – примиренью места нет!
Пусть летит судьба с откоса, но сотрёт он грязный след…
Секундантом, зная цену, стал лицейский друг Данзас,
Пушкин, режиссёром сцены, просит скрыть дуэль от глаз.
Ставит жёсткое условье: быть дуэли до конца,
Чтоб навет смертельной кровью смыть с усталого лица.
Только месть за пасквиль низкий! И, судьбу свою дразня,
Поединок скрыл от близких, их спокойствие ценя.
Прочитал перед отъездом он Ишимовой* тетрадь
И оставил отклик лестный: «Вот, как надобно писать!»
Мысль ложится ясным слогом для читателей-детей,
Что послужит им залогом Русь познать с младых ногтей.
*Ишимова – детская писательница
* * *
Разминулись в день дуэли сани мужа и жены –
Оказались в переделе их пути разведены.
Муж спешил в седую Вечность, в мир страдания – жена,
Лживым «светом» за беспечность навсегда осуждена.
* * *
Нет, не зря связал поэта с Чёрной речкой вещий рок:
В тёмном дуле пистолета был его последний срок.
Неприятель у барьера глухо скажет: – Ну, держись!..
Пусть летим к чертям карьера, но он выиграет жизнь!…
Первым выпускает пулю, что несёт собою смерть,
И, Поэта карауля, перед ним качнулась твердь.
Принял снег ещё живого, с чёрной раною, Певца
Жизнь, по-зимнему сурова, уносила свет с лица.
Но дала Поэту время, чтоб увидеться с семьёй
И, снося раненья бремя, перемолвиться с женой.
Он слабеющей рукою всё же поднял пистолет,
Только… пулею слепою был Дантес слегка задет.
Пушкин всё ещё не верит, что он ранен тяжело
И что тлен в глухой пещере омрачит его чело.
По дороге строит планы: пусть не радуется «зять»,
Только лишь залечат раны, он начнёт дуэль опять.
* * *
С горечью плохие вести друг Данзас принёс жене:
Муж её, заложник чести, близок к вечной тишине.
Верный дядька удручённо внёс Поэта на руках;
Пала в обморок Мадонна, видя счастью полный крах.
Собрались друзья, родные, у ворот народ весь день,
У жены – глаза пустые, ходит по дому, как тень.
Неожиданно морошки муж с усильем попросил,
И надежда – свет в окошке – придала супруге сил.
– Вот увидите, он встанет, – горячится Натали,
И молиться не устанет: – Боже, мужа исцели!..
Раненый спросил хирурга, чем окончится недуг?
Должен знать он, чтоб супруга приняла совет из рук.
Врач Арендт* ответил честно, что Певца от раны ждёт:
Даже силе поднебесной не решить его исход.
*Арендт – придворвый врач
И решает, покорённый, он священника позвать,
Чтобы умиротворённым перед Господом предстать.
Всю семью зовёт проститься и на жизнь благословить,
А Мадонне – не виниться, траур по нему носить
И с хорошим человеком встать обратно под венец,
Поражён жестким веком, он отныне – не жилец.
«Давит», – выдохнул он глухо, взгляд на книги обратил,
Что питали силу духа, и… безвременно почил…
Побоялся при прощанье царь НАРОДА у одра,
Перенёс он отпеванье в ночь до раннего утра
Не в Исаакиевском храме, а совсем в другой приход,
Чтобы не добавил к драме люд ещё бунтарский сход.
* * *
Цвет поэзии, так зримо зревший творческой строкой,
Раньше срока пал, гонимый и оболганный молвой.
Не окончены «Дубровский» и «Арап царя Петра»,
Не увидят свет наброски: Всё! Окончена «игра»!
И умчат Поэта сани в Святогорский монастырь,
Где творил он в дни изгнанья, погружённый в Божью ширь.
Над могилой поднебесье изливает ясный свет,
А в Михайловском поместье продолжает жить Поэт.
Свой приют на Святогорье, где души его родник,
Он обрёл и встал в дозоре, чтобы жил родной язык.
Конец
Сентябрь 2015 года
https://detectivebooks.net/book/30959623/?page=11