Дедам нашим и всем павшим.
Липкий ужас залил мозги. Взрыв. Недолет. Тряхнуло.
Немецкий рабочий прислал привет из минометного дула.
Сыпались комья за воротник, от страха в груди кололо,
Но Бог войны прокашлял уже негромкое русское слово.
Артподготовка всего полчаса. Снарядов им маловато.
Вспомнилось «на чужой земле, малой кровью, ребята».
С тыла (а как же!) заградотряд. Взводный дослал обойму
И заорал свое «в душу мать». Я стал, как мертвец, спокойным.
Поднялся со всеми, шагнул за край. Пошла ловить пули рота.
Бог троицу любит - в третий раз в лоб атакует пехота.
В теплой землянке засел особист, крыса, строчит доносы.
Выживу – вызовет. Глушит спирт, изобретает вопросы.
«Есть танки, есть! Но они нужны… короче, нужны, где надо.
Отставить, панику прекратить! Под трибунал, вас, гады!»
Черт с ним. «Катюшу» б, раз танков нет, да парочку «петляковых» ...
Свистнул, завыл миномет, завалил осколками нас, непутевых.
Потери. С дота МГ-42 роту клочьями рвали.
Головы, руки, рты, животы в землю бойцы вжимали.
Крикнул взводный: «Славяне, вставай!»; осколком его убило.
Но были близко уже и окоп, и немцев сытые рыла.
Сержант прохрипел «Вперегреб их, за мной! …», поднялись остатки роты,
Штыками, руками, зубами – кто чем, пробились к проклятому доту.
Взрывчатку к люку, гранаты в щель. Все, молчат пулеметы.
Взяли все-таки высоту. Взвод остался от роты.
С разбитых бутылок сливали шнапс, смотрели в мертвые лица.
Давила на уши тишина и плакали пленные фрицы.