На бульваре Чистопрудном

На бульваре Чистопрудном,
На бульваре многолюдном,
Обводя прохожих оком,
На краю лавчонки боком
И задумчивый и скромный
Мужичок сидел безродный.
Он глядел на мир бродягой,
В куртку серенькую с дягой
Не по росту и размеру
Втиснут был. Видать не в меру
Пил, гулял, блудил, верстался
С Вакхом диким и остался
Не у дел, иль может рано
Стал он жертвою обмана.

Я прохаживался мимо,
Убивая день лениво,
И от праздного безделья
Я прогорклого портвейна
Словно солнечной Малаги
Преподнёс тому бедняге.
Выпив, он сказал мне: «Слушай!»
И открыл больную душу.

    Если выверить по карте -
    От Москвы чуть вверх и в бок,
    Там немного поплутайте
    И найдёте городок.
    В том начертанном кружочке
    Что не улица - ухаб.
    Я гулял по ним, а ночью
    В подворотнях тискал баб.
    И ни в чём я не ленился,
    Что гулянка, что завод.
    Срок пришёл, и я женился.
    В общем жил, как весь народ.
    Но судьба - лихая тройка
    По дороге мчалась влёт,
    И случилась перестройка -
    Непонятный поворот.
    Мой завод разворовали,
    Мне ж коленкою под зад
    Наподдали и сказали:
    «Времена, милок, настали
    Что и брат - уже не брат!»
    Выживали кто как может -
    Кто в столицу, кто в кенты.
    Я сидел с мудрёной рожей
    И решал - семье поможет
    Жить извозом «Жигули».
    То отцовское наследство
    Кое-как я залатал
    И с надеждою на средства
    Потащился на вокзал.
    Но стегнули словно плёткой
    Мне по слуху сторожа:
    «Если срубишь здесь хоть сотку,
    То свою худую глотку
    Приготовишь для ножа».
    Я им: «Дети с глада пухнут,
    Раззе ж малым объяснишь,
    Отчего на нашу кухню
    Не крадётся даже мышь».
    Мне в ответ: «Кормись с окраин,
    Но не шастай на вокзал».
    Сделал я как мне сказали,
    Только дальше голодал.
    Что с окраин взять? - убогость,
    Ребятня и старички,
    Сквернословие и строгость,
    Пьянь тупая да торчки.
    Хоть неси себя на плаху,
    Распухая весь от слёз.
    Редко было что деваху
    Прокатит молокосос,
    Деньги вынув из кармана
    Вусмерть пьяного отца,
    Иль уставшая путана
    Подвернётся утром рано.
    Так и ездил без конца...

    Но однажды под колёса
    Угодил огромный пёс,
    От скулы ему до носа
    Полбашки я напрочь снёс.
    Пёс задавленный ярился,
    Закрывал глаза, но жил.
    Мысль мелькнула, я склонился,
    Пса в сторонку оттащил.
    Через час большую тушу
    Я вносил в родимый дом.
    Вместе с псиной мою душу
    Дом сжевал голодным ртом.
    Дом жевал, просил добавку.
    Я на двор тогда сбежал
    И присев один на лавку,
    По щекам себя хлестал.
    Но не сдох я от презренья,
    И скажу без лишних слов,
    Я тогда с остервененьем
    Стал давить бездомных псов,
    И детишек и супругу
    Той добычею кормить,
    И ходить по злому кругу
    И судьбу свою корить.

    Я корил -
    Жена молчала.
    Я кормил -
    Жена молчала.
    Я не выдержал - запил.
    Пропил всё. Не полегчало.
    И тогда вскричала,
    Чтобы к ней я не ходил.
    А куда же мне деваться?
    В подворотнях я и был.
    Лишь потом решил податься
    В хлебосольный Третий Рим.
    Говорят мне: Вольным - воля!
    Но рискните так пожить,
    Когда подлая недоля
    Всё плетёт худую нить,
    Когда ссученные мавки,
    Растворяяся в вине,
    Ради шутки, для затравки
    Бьют стаканом по судьбе.

На бульваре Чистопрудном,
На бульваре многолюдном
Слушал я рассказ бродяги,
Слушал я рассказ бедняги,
Слушал, думая - о бедах
Знал ли этих Грибоедов,
Что в броне застыл над нами.
Ну а бомж, сверкнув глазами,
Свой рассказ подвёл к концу,
И по серому лицу
Проскользнула тень ухмылки.
Он остатки из бутылки
Отхлебнул, затем поднялся
И учтиво попрощался.
Но, ступив всего два шага,
Обернулся мой бедняга
И соврал: Мне любо так
Жить теперь и жрать собак
Без каких-то там волнений,
Без дурацких угрызений.
И добавил: В лютый год
И не то пожрёт народ.