Где-то там, где распахнуты настежь все двери, тонкой нитью свой дух источает чабрец. Этот край, что навеки потерян для Мэри, звонко дышит свободой великих сердец. И возвысились горы под крыльями неба, мягко стелются травы - сплошной ковролин. Тот, кто слышал о счастье, ни разу там не был: говорит, что похоже на аквамарин.
Словно два огонька в этом взгляде печали: Мэри смотрит на мир, но не видит себя. Не вините ее. Вы не раз замечали: как страдает душа, бесконечно любя. В этих каменных клетках, где прячется Мэри, разумеется, места для дома ей нет. Ей бы жить средь лесов, где есть птицы и звери, и парить над законами тысячи лет.
Ей бы пару веревок - построить качели, и взлететь, не вернувшись, быть выше всех звезд... Но так грустно мигает убитая Мэри: ей не выманить чудо из каменных гнезд. Белоснежный шнурок на изношенных кедах где-то сильно испачкан в какой-то грязи, наша Мэри мечтает о дальних кометах, прямо врет, отвечая, что все "на мази".
И давно перечеркнуты нудные строки, крошка Мэри не хочет несчастной прослыть. Она снова ворочает твердые блоки, и так ярко сияет. Ей хочется жить.