Под серебряным солнцем льдов жесткой коркою высох наст. Среди тысяч голодных ртов лишь тогда и тому воздаст, кто достоин, кто верил век в золотое Аляски дно, в то, что должен здесь человек быть с метелями заодно, вынимать из души тепло, чтобы руки других согреть…
Знаешь, многим не повезло – и настигла в сугробах смерть с пустоглазым, худым лицом и седая, как нити лун…
Прислониться к нему плечом и услышать напевы струн у союзника под ребром [здесь, в снегах – это способ жить, когда голод сплошным ковром, когда ветру втыкать ножи в очертанья обмерзших плеч…]
А Клондайк в двух часах пути. Как от «жажды» себя сберечь и к предательству не свести Золотого Каньона блеск [понимающе смотрит пес]. Или флаг…или снова крест на границе тех самых грез, о которых в салунах смех, и азарт, и болезнь в кости. Здесь гнездится ли черный грех, что нести и не донести?
Перевал, дальше вниз к реке. У Аляски жесток закон: не прожить в снегах «налегке», в рукавах прячет сталь Юкон. Джеку* было дано узнать: год в Аляске решает все. Для кого-то – родная мать, для кого-то – постылый гнет.
*Джек Лондон