Уважаемый читатель! Предлагаю твоему вниманию одну из работ авторского коллектива, назвавшего себя Внутренним Предиктором СССР. Здесь отрывок из этой работы. Если захочешь узнать, что же дальше, думаю выход найдёшь, пользуясь возможностями Интернета.
Беседа в кафе "у Бирона"
Боль уходила. Почти двое суток она терзала его словно яростный зверь и вдруг стала затихать. И вот её нет. Неужели всё кончено? Он открыл глаза и увидел себя на диване, на который его уложил после ранения Никита.
— Да, это тот самый диван. Но почему он одет? Рубашка, сюртук, панталоны, штиблеты. Когда его одели? Или он сам оделся? Он оглядел книжные полки, привычную мебель — всё как всегда, всё на месте. Владимир Иванович говорил, что пуля застряла в позвоночнике, и потому любые попытки пошевелить ногами причиняли страшную боль. Пошевелил одной, другой ногой, странно, но боли не было. А что, если попробовать встать. Спустил ноги на пол, встал, прошёлся по кабинету. Тронул дверь в детскую — закрыто. Нажал на дверь в переднюю, приоткрыл и тут же закрыл её.
— Что такое? Что это за люди в странных одеждах ходят по его квартире — мужчины, женщины, дети? Вид из окна говорил о том, что на дворе лето, а ведь его привезли зимой, и Мойка была покрыта льдом, и метель завывала за окном. Снова открыл дверь и … увидел себя. Конечно, это был не он, но кто-то был одет как он и загримирован так, что со стороны было не отличить от него. Рядом с его двойником стояли какие-то люди. Они явно кому-то позировали. Огляделся и увидел молодого человека, державшего в руках небольшой предмет, попеременно испускающий лёгкие вспышки.
Попытался спуститься вниз — на улицу по парадной лестнице, но его взгляд упал на табличку, надпись на которой сообщала, что парадная закрыта. Тогда он влился в небольшую группу посетителей, которая двигалась в сторону чёрного входа. Несмотря на то, что он был одет не как все, на него почти не обращали внимания, а те, кто шли навстречу приветливо кивали ему и улыбались. Он миновал помещения цокольного этажа, в которых не было привычного запаха прачечной и кухни. Вышел во двор — действительно лето. Во дворе чисто, в центре — стриженые кусты и памятник на высоком постаменте белого камня. У подножия памятника — цветы, много цветов. Подошёл ближе.
— Так это мне памятник! Вот и надпись — «Пушкин», а чуть ниже — 1950 год.
— Что же это такое? Мне 150 лет? Но это, скорее всего, — время установки памятника, а какой сегодня год на дворе?
По мощёному булыжником двору обошёл памятник справа и увидел каретные дворы. На воротах одного из них — надпись крупными буквами — «Кафе». Подошёл ближе, чуть ниже более мелкими буквами — «У Бирона». В прошлом году, когда в сентябре снимали квартиру в доме Волконских, кто-то говорил, что впервые на месте этого дома ещё в прошлом веке поселился Бирон. Неожиданно почувствовал голод.
— Так я же двое суток ничего не ел, только воду пил.
Открыл дверь, в кафе — пусто, и лишь за одним столиком слева — в самом углу напротив стойки — одинокий посетитель. Оглядел помещение: стены, потолок, столики, стулья — всё в белых тонах, на стенах справа и слева — литографии, освещение — светильники без свечей…
Быстрыми шагами прошёл к столику. Сидящий за столиком оказался пожилым мужчиной с щёткой седых волос и странно знакомыми серыми глазами. Он поднялся ему навстречу с приветливой улыбкой, как будто давно его ждал. За стойкой появилась официантка.
— Ну, вот и дождались наконец-то своего товарища, — произнесла она с улыбкой.
На столике — два блюда с яичницей, отдельно на тарелке — хлеб, приборы, два стакана то ли компота, то ли сока и две чашки кофе.
— Здравствуйте, молодой человек, — новый посетитель присаживается за столик.
— Но я, кажется намного старше Вас, — отвечает хозяин.
— Ну что Вы! Мне, даже судя по году установки памятника, — минимум лет 150. Кстати, а какой сегодня год по календарю?
— Сегодня с утра был — 2015-й.
— Ну, тогда мне более двухсот лет, не меньше. Это всё мне?
— Да, конечно, я давно жду вас, но… это так неожиданно.
— Вы ждали именно меня?
— Да он уже который раз приходит и каждый раз заказывает одно и то же — на двоих. Съедает свою порцию и уходит, — встревает в разговор женщина за стойкой.
— Кому вторая-то порция, спрашиваю его? А он — товарищу. Покушает, посидит, помолчит и уходит.
Всё это она выпаливает скороговоркой, а в глазах её скачут веселые искорки, которые будто говорят о том, что она участвует в каком-то розыгрыше...