В то, что дострою этот дом, мне как-то верится с трудом.
Из детских кубиков его я ладил посредине детской,
И занимал мой кулачок тогдашний весь его объем,
Был в кулачке зажат солдат тогдашней армии советской.
Потом я в школьный двор вошел, и домом стал мой новый стол,
И стены дома моего из прочных книжных переплетов
Вместили Трою и Олимп, Париж и Игдразиля ствол,
Планету Маленького Принца и его ночных пилотов.
Пришла пора открыть тяжелые ворота в стольный град,
Где никого не ждут, и никогда слезам мужским не верят.
Я строил там висячий дом и разбивал висячий сад,
Свои доходы обращая в безвозвратные потери.
Потом настал последний год, что выбил глобус из-под ног
У обитателей империи усталой и ленивой.
Я оказался с тонной книг, но безъязычен и убог
В местах, где был когда-то Храм, где нет осин, но есть оливы.
Каменья, волны, небеса мне обещают: – здесь твой дом,
Готов фундамент. Подводи под крышу каменные стены.
Смотри, какую синь отныне твой вмещает окоём.
Ты прежде строил дом в плену, теперь ты выведен из плена.
Свои затраты и потери не надейся возместить,
Зато из дома твоего видны холмы Йерусалима.
Ты, наконец, построил дом, но в нем тебе недолго жить,
Зане здесь почва из песка, текуч песок и время мнимо.
А тут еще протухшим голосом шипит из-за угла
И трехсуставчатым перстом грозит безносая страшила:
– В благоустроенном пространстве, где кончаются дела,
На всё про всё тебе оставят три кубических аршина.