Ирине Матерн
Октябрь. Третье. Сад. Мой хризантемный бал. Темнеет быстро… стынет в чашке кофе.
Я вспоминаю море. Парус. Мыс вдали Кабан.
Мы под маклюрами. И твой точёный профиль.
Давно всё в прошлом. Даже дальше – где?
То юность, безмятежное былое…
Гуляли по голицынской тропе. И пили козье молоко парное.
(Придумал друг держать козу на берегу.
Он повторял: "шторм, голод, сель"…
Над ним беспечно потешались все.)
А наша печь, обмазанная глиной? Из голышей. Я кофе стерегу.
Ты помнишь дух, кофейная Ирина?
Возили из столицы самый лучший. И турка, кофемолка в рюкзаке.
Незабываемый весёлый случай: все кофе пьём, по горлышко в воде.
Мы были дружелюбны и щедры – любой за стол-доску присесть мог с нами.
Чай "Бодрость", песни, вечером костры. Ночь звёздная, луна над головами…
И голос просит выключить фонарь: о, полнолуние! –
А мы спим без палатки – наверное, так предки спали встарь.
Цикадный хор. И с комарами прятки…
Как хорошо всё вспомнилось теперь. Заветную приотворила дверь, с террасы в дом из самана с плющом вдоль стен,
и крученый паныч кулисой вьётся.
Из-за горы восходит поздно солнце.
Здесь поднималось много разных тем в кругу душевном средь любимых лиц.
И словно нет опять препятствий и границ.