Четыре года назад я впервые вошел в этот маленький семейный ресторан на улице Rue du Lac. Небольшой зал был пуст и только у стойки бара за белым домашним буфетом, точно как у моей бабушки, сидели просто одетые пожилые мужчины. Один из них, седой, тучный человек, подошел ко мне, поздоровался по-французски и предложил сесть за уютный столик у самого окна.
Он быстро говорил что-то по-французски, я отвечал по-английски, и мы оба не знали языка собеседника, но понимали друг друга с полуслова. Крупные черты делали его лицо добрым, а улыбка и легкая одышка завершали образ человека искреннего и радушного. Скоро на моем столе появилась бутылка домашнего вина, тарелочка маринованных огурчиков и маринованного лука, молодая картошка в мундире в плетеной корзинке под салфеткой, горячий домашний хлеб и фондюшница с ароматным сыром Грюйер.
Он принес все это сам так торжественно и бережно, как будто то была не еда, а сокровища Царицы Савской. Сел напротив меня с небывалым тактом, не прямо, а слегка отодвинув стул, и разлил вино.
Пока я обедал, о чем мы только не говорили… о погоде в Монтрё, о необычайно теплой зиме в этом году, о женщинах, и о том, что Джаз Фестиваль уже не тот, что во времена Клода Нобса, когда в Монтрё приезжали Френк Заппа и Deep Purple. И много еще о чем, как мы думали, ни слова не понимая из речи, кроме названий и имен.
Я расплатился без всяких счетов и чеков, просто попытался дать хозяину шестьдесят франков, а он настойчиво пытался вернуть мне двадцать обратно. Потом он, все-таки, взял сорок и выпроводил меня, сытого и довольного за порог.
Стоит ли говорить, что с тех пор я бывал в этом маленьком семейном заведении всякий раз, когда дела приводили меня в жемчужину швейцарской Ривьеры - Монтрё. Сколько друзей приводил я сюда, сколько деловых партнеров, сколько соотечественников, приезжавших в Женеву туристами или по делу. И всякий раз нас встречал мой добрый друг, даже имени которого я не знал.
Только однажды в мае, когда я с тремя друзьями из Украины зашел пообедать, нас встретила мрачная женщина средних лет. Я и раньше видел ее в ресторане, но никогда не говорил с ней. Особенным гостеприимством она не отличалась. Просто спросила, что мы хотим съесть, принесла еду, не менее, однако, вкусную, чем обычно, потом взяла деньги по счету и мы, неловко попрощавшись, ушли.
Но Монтрё – не тот город, где ты можешь долго помнить о таких нюансах. Скоро тот факт, что мой знакомый дедушка куда-то запропастился, напрочь вылетел у меня из головы.
Однако у меня была мечта – хотя бы раз обязательно привести сюда Жюльет. Я не знаю, каким непостижимым образом получилось так, что за все эти годы мы ни разу не пообедали здесь вместе. Я столько рассказывал ей о кухне, о моем любимом буфете, о домашнем вине, о тучном, добром дедушке с одышкой… и вот однажды мы поехали туда специально.
После моих восторженных рассказов, Жюльет была в небывалом предвкушении чудесного вечера. Я встал на знакомой парковке, мы вышли из машины, обошли дом на углу Gambetta и Rue du Lac, прошли мимо аптеки и китайского ресторана, мимо какой-то пиццерии… и оказались на пустыре.
Я растерянно оглянулся по сторонам и не увидел ни знакомой витрины с вывеской и стеклянной дверью, ни большой пятнистой коровы с колокольчиком – символа ресторана… рядом была только пиццерия с меню на стойках, пластиковой мебелью и… той самой хмурой женщиной, которая неприветливо обслужила меня три месяца назад.
Шикарного ресторана с буфетом и изумительной домашней кухней больше не было.
Женщина поймала мой взгляд и, не дожидаясь вопроса, сказала по-английски: He died.
И было совершенно непонятно, кого, или что, она имела ввиду – дедушку или ресторан…