Здесь женцина была, и в сумерках сверкали
Глаза, огромные и полные печали.
Лица не видел я, и думал, это снится:
И карие зрачки, и веки, и ресницы.
Но слышал лай собак, шуршал листвою ветер,
И где-то далеко играли шумно дети.
Так и не понял я, на чём глаза держались –
Живые, яркие – и грустно улыбались
И мне, и сумеркам, и тусклому закату
Застенчиво и как-то виновато.
Я память напрягал и, в глубину ныряя,
Терзал её, подруг перебирая,
И кинозвёзд, и женщин на картинах
Известных мастеров, и на витринах...
Но тщетно всё. Стемнело. Поздний час.
Скатились две слезы из глаз,
И всё исчезло. Растворилось.