Лети раскрошенным бабьим летом, моя непризнанная прозрачность
Мое замедленное прозренье, теки ветрами по высоте
Оставь надежду, в себя входящий, учти, что время - хозяин ранчо,
Где память борется с синей смертью остатком буквенным на винте.
На нем уже накопилось столько таких непроизносимо емких,
Что застревают глотком в гортани, предпочитая не обострять.
Лети, моя неземная радость. А я - я слушаю Тома Йорка -
Сквозь плевру всхлипывающий воздух. И отрезаю за прядью прядь.
И что теперь? Ничего, как прежде. Нельзя нарушить обет, не дав, но
Легко убить паутинку взмахом ресниц - вот видишь, и отлегло.
Я говорю уже слишком много, хоть перестала молчать недавно -
Я просто чувствую каждым нервом, что пережевываю стекло.
Но я в тебе еще существую, почти реальная, как у Лема -
Не верь словам, надави на газ, отключи подушку, сорви ремень.
Я лишь прошу о последней встрече: инициации отделенья,
Как просит мальчик телесной боли для обретения перемен.
20.09.2015