Я просыпаюсь утром в океане [укутана в морское волокно] и, кашляя, смотрю на мир, в окно, мечтая сохранить его на память. Температура близится к нулям (по Цельсию) и близко ли зима к нам? Как холодно в начале октября, когда ветра бегут по свежим ранам и горло овивают в острый шарф [иглой проколот парусник из сердца]. Я забываю, где моя душа и как зимой в тройной волне согреться. Теряя геометрию фрамуг [как группу невменяемых подростков], возненавижу пасмурную осень, сопящую в предутреннем дыму, и завернусь в большие свитера.
Как за окном шумит осиным роем, не оставляя нянечек в покое, напротив из детсада детвора! Как за окном склоняются рябины к сырой земле, роняя кружева. Теряю веру в то, что я жива за горькою таблеткой анальгина. Но думаю о том, что никого не беспокоит.
Господи, как долго я буду спать в его большой футболке и восхвалять его как божество? Ходить за ним. Как будто между делом. Как будто и своих не знаю дел. И нажимая пальцем на пробел – себя считать в его судьбе пробелом. Надежды перевязывать бинтом, заклеивать увечья клейкой лентой, ему являясь "фолловером", "френдом" [что говорит с тобою текстом,
а не ртом].
Я забываю имя, адрес, возраст, число в душе
и на календаре.
Как холодно в туманном декабре.
Пожалуйста, прости мою серьезность.