На этот стих написана песня "Орёл" с переводом на осетинский язык, муз. Амирхана Торчинова
ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ ГОРЦА
Ой, орел в выси крылья распластал.
Ой, мой верный конь пеною хрипит.
Я погибну здесь, у Дарьяльских скал.
Смерть в бою приму, как закон велит.
И здесь скала,
И там скала.
А я орел,
Я сын орла.
Орел, туманы разорви!
На смерть меня благослови!
Ой, враги мои, рано ликовать.
Ой, не страшен мне палец на курке.
Буду вашу ночь, как туманы рвать,
Пока силы есть и кинжал в руке.
И здесь скала,
И там скала.
А я орел,
Я сын орла.
Орел, мне небо расчищай —
Я знаю, как сказать: «Прощай!»
Ой, бурлит вода красной пеною.
Ой, гудит обвал и завыл шакал.
В пропасть черную бурку белую
Скину с плеч своих, чтобы враг не взял.
И здесь скала,
И там скала.
А я орел,
Я сын орла.
Орел, закрой своим крылом,
Как вьются совы над орлом.
1985 -... гг.
Белая кость
«Отцвели уж давно хризантемы в саду,
Но любовь всё живет в моём сердце больном.»
Романс.
Святая Русь. Священная юдоль.
Сутулит обессиленные плечи...
В укромных погребках на Рю-де-Соль
Рыдают стеариновые свечи.
Пускай помимо шрамов и тоски
Остались только светские манеры,
Не теребите белые виски,
Дворяне, эмигранты, офицеры.
Оставьте предназначенный свинец,
Не надо, ни к чему всё это, право...
«Георгии» поблескивают: «Слава!»
Бокалы откликаются: «Конец...»
И лижут грациозные огни
Гвардейские мундиры и погоны...
Осколки разлетевшейся короны
Да ваши души, Боже, сохрани!
Вас не несли в глазетовых гробах,
Под сводами церквей не отпевали,
Но вы зато висели на столбах
Или в окопах кровью истекали.
И в безграничьи выжженных степей,
Где журавли за клином клин тянули,
Впивались меж распластанных бровей
Пузатые винтовочные пули.
Вам в спины целил каждый, кто желал,
И забавлялся, счет ведя на штуки.
Лишь деревца заламывали руки,
Да пар над Доном кречетом взмывал.
И блекла медь торжественных валторн.
К причалам шли остатки эскадронов.
Бил по ноздрям пьянящий йодоформ,
А в глотках рвались тросы баритонов.
В заиндевевшей гари и пыли,
Не знавшие пощады и поблажки,
Вы уходили, сняв с голов фуражки
И сжав в ладонях горсточки земли.
И вот погасли вспышки эполет,
И на шинелях хлябь дороги крымской -
Династии Романовых уж нет,
Как боле нет Империи Российской.
Былая слава канула во прах,
Запечатлевшись лишь в нагрудных знаках...
...А на бульварах господа во фраках
И дамы в светло-бурых соболях.
Парижский лоск - Николь, Жаннет, Катрин.
Подмостки и известное сопрано...
Беспечный мир глядит из-за витрин
Нахальными глазами Дон Жуана.
Улыбки блещут в тысячи карат,
Хоромы душ надежны, словно сейфы.
И по паркетам кружевные шлейфы,
Как листопад, воздушно шелестят.
Парижский лоск - цветы и карамель,
Банкеты, лимузины и шарманки...
...По вечерам выходят на панель
Озябшие губернские дворянки.
И не для них визитки воротил,
Поклоны и полотна Ренуара...
В дыму табачном старая гитара
Перебивает хмель: «Я вас любил...»
Парижский лоск - вальсируют, скользя,
Ведь рукавами с губ не рвали пену...
И падают простреленными в Сену
Сиятельные графы и князья.
Среди салонной чудо-красоты
Покоя нет поныне и отныне.
Всё позади, а впереди - пустыня.
Сердца разбиты. Сожжены мосты.
А где-то там тревожно дышит Русь,
Подбитая звездой пятиконечной.
И в глубине оборванной, но вечной
Упрямо бьется раскаленный пульс.
Там, ошалев, стреляет в брата брат,
Под каждой аркой хищный лязг затвора.
И непривычно тягостно молчат
Колокола Никольского собора.
Голодный гул на стеклах дребезжит,
Трещат в кострах бесценные «трофеи».
Под сапогами, скорчившись, лежит
Культура с перерезанной трахеей.
И гордо смотрят миллионы глаз,
Как Вечность содрогается под ними.
Пылает небо, как иконостас
С обугленными добрыми святыми.
Кровь самодержца всех с ума свела.
Пустые дни наверстывают с гаком.
Отсечены и брошены собакам
Две головы имперского орла.
И, проклиная свергнутый царизм,
Идут стеной небритые солдаты.
Они штыками строят коммунизм
И предъявляют красные мандаты.
Грызут кадык народу за народ -
Куда уж там каким-то Робеспьерам!
Власть угнетенных машет револьвером,
Кидая лаконичное: «В расход!»
Призывы шлет серьезный Совнарком
Во все концы обоих полушарий.
И здоровенный Дядя-Пролетарий
Колотит в грудь железным кулаком...
...Но вновь и вновь, с заката до утра,
Под плач свечей за горечью застольной
Вам видится великий град Петра
И купола Москвы Первопрестольной.
И скалят пасти каменные львы,
И напрягают мускулы атланты,
И в кружева медлительной Невы
С деревьев опадают аксельбанты...
Больная память - мертвый капитал.
Забита грубо сказочная дверца.
В ладони золотой империал,
А под мундиром стонущее сердце.
А там просторы , синь и лебеда,
Великий Дон и девушки босые...
Ах, не смотрите в сторону России,
Вам не пристало плакать, господа.
Париж. Огни. Мари. Жаннет. Николь.
Да звуки доносящегося лая...
Рыдают в погребках на Рю-де-Соль
Расстрелянные дети Николая.
1989 г.