нынче едем, с псом Филькой на дачу,
дел на даче ни в проворот,
по ночам еще холод собачий,
да пора брат садить огород.
в этот мир из земли и навоза,
на все лето уйду с головой,
и считай так до самых морозов,
будут галки кружить на до мной.
в огороде пеньки да коряги,
даже негде с похмелья прилечь,
да мой дом, что стоит над оврагом,
еще помнит, монгольскую речь.
засыпаю устав у лопаты,
и мне снятся огромные пни,
как сквозь них прорастают салаты,
и растут волоса на груди.
и во сне я врастаю корнями,
в эти гряды с морковкой и луком,
поменявшись с корнями местами,
я всхожу с гряд китайским бамбуком.
и я вижу, как с чертополохом,
мой бамбук к свету рвется пучком,
и с него я свисаю горохом,
с чуть увядшим, но крепким стручком.
эти корни мне лапают душу,
да и печень гляди, как раздавят,
чуть картавя, гнусавит мне в уши:
«бабу с возу – тебе ж полегчает».
ни за что бабу с возу не сброшу,
она мне и надёжа и свет,
мне по почте прислала галоши,
обещала пузырь на обед.
где мой серп - я сегодня дознаюсь,
где мой молот – и молота нет,
и тогда я зубами вгрызаюсь,
в эти корни под звон кастаньет.
тут кроты – никогда их не видел,
раньше только в «Мурзилке» читал,
между ребер вонзают мне вилы,
нарываясь видать на скандал.
ничего я их щассс успокою,
у меня ГТО есть значки,
я им адскую кухню устрою,
пропишу без рецептов очки.
один крот не по статусу бойкий,
руки ловко мне так за ломал,
тут цыгане толпою на тройке,
пели в стиле «тяжелый металл».
там гитары взрывались басами,
тигром в клетке рычал барабан,
… я проснулся в обнимку с граблями,
… а пол литра тянула карман.
и я встал к небу весь устремленный,
… когда солнце взошло по утру,
и как тополь весной опьяненный,
… я качаясь стоял на ветру.