Здравствуй, отец!
Ты сегодня как прежде
Излишне спокоен.
Может, поговорим?
О тебе,
Обо мне
И о жизни.
Полтора килограмма костей
Семь десятков огней,
тысяча лет,
мы же помним друг друга?!
я девчонкой была,
ты водил меня в сад
полный яблонь в цвету.
И сейчас я как ты,
Своего
сына
По этому саду
веду.
Немногословен,
Не сдержан,
Другой.
Ты не такой как я.
твоя первая
самая,
я
Но, оглянувшись,
Через плечо,
Я вижу в улыбке твоей,
Свою.
Но за порогом,
Где нет ничего,
Чувствую силу,
Волю
Мою.
Я помню предсмертный твой всхрип.
Дрожание старческих рук,
И помню,
внутри изможденных морщин,
оскаленных твердостью скул,
твой страх
нежелание сдаться
и, тем не менее,
угасание.
Нет, я же вижу как жизнь,
Проходя сквозь тебя оставляет,
Памяти вехи,
Следы,
по которым иду я.
Я не помню тебя никаким,
Кроме, помнишь, того,
Молодого,
У которого сигарета во рту,
Он сидит на скамейке,
В том самом саду,
И он модный,
Он чертовски клевый,
Рукава по локоть закатаны,
Клеш от зависти что ли
Блестит,
И в глазах твоих что-то горит.
Вот таким оставайся всегда.
Не меняйся, пожалуйста, пап,
Слышишь?
Это же я.
Твоя первая,
Самая
Я.
Арифметика проще всего.
Легче легкого,
tabula rasa.
Жизнь стирает из памяти
На дважды два.
Но я знаю, ты там,
Где в преддверьи цветущего сада
Еле тлеет твоя сигарета,
И улыбка не догорает.
А ведь меня даже в планах тогда
Не бывает.
Я ведь лет через пять появлюсь.
Дед возьмет меня на руки,
Пальчики пересчитает,
Вроде десять и десять,
Нормально.
И я только тогда закричу,
Но никто ни о чем не узнает.