Расскажи мне о чем-нибудь, кроме войны.
Покажи из траншеи мне небо и птиц.
Посмотри: я дитя - не одной страны,
но целого мира. И тысячи лиц -
в моем лице; и тысячи языков
твердят тебе моим голосом 'не убий'.
Ты повидал в жизни более моего:
всякий заката цвет и всякую тяжбу быта -
Я знаю: единожды быт познавший
распри боготворит, но я знаю также:
ни один конфликт - нет, не будет важен,
когда утренний луч вдруг темень разбередит
и нестройный хор звуков наполнит комнату,
где о мире - одна икона, вросшая во стену.
Вестимо, не каждый владелец молота
станет его властелином, и несомненно
всем нам проще разрушить, чем воссоздать из бед.
Матерью сваренный скудный обед,
небо - сквозь чад виднеется голубое! -
честнее стяга твоей победы,
пронесенного над полем боя.
Расскажи мне о чем-нибудь, кроме войны.
Разучи меня видеть в тебе войну.
Расскажи мне о том, что день с ночью - обручены,
(и потому-то обречены!), и даже рукой дотянуться
не могут - пожалуйста, не о войне:
о разлившемся солнце среди травы,
и о том, почему одуванчиков
на подарок мне
не собрал ты, попросту раздавив?
Одуванчики в светлой своей простоте
чем-то похожи на детей:
выглядывают ехидно из-под сарафана.
А ты - ты сильный, большой, высокий
наносишь им рану за раной,
и сапоги измазаны кровью-соком -
одуванчики, мол, бурьян.
Но если ты все немедленно не остановишь,
я стану такой же - хрупкой, немой, смешной -
какой-то взрослый в самый разгар побоища
сомнет меня, как цветок, ногой,
а на поле таких - больше ста.
Война - то подагра на теле об-щес-тва,
от нее не избавит сныть.
Расскажи мне о чем-нибудь, кроме войны,
расскажи мне, что нет никакой войны -
покажи мне любовь сквозь разбитую тару
суету и разгром, дым и гам.
И тогда одуванчики благодарно
прильнут
к твоим
ногам...