Скупых червей, едящих мою душу,
До свода скул, рыча, в себе давлю.
Я так боюсь, что просто струшу,
И сердце залпом вмажет ненависть мою.
Снимая швы с моей потёртой веры,
Я ненавижу, когда вижу, что сдаюсь.
К себе в сочувствии в укор не знаю меры,
Я жилы рву и с тенью своей бьюсь.
Когда мне кажется, что Я ломаюсь,
Закрыв глаза, Я замираю и молчу.
Смотря беде в лицо, заулыбаюсь,
Я так играю с ней, мой друг - Я так шучу.
Мне не спокойно, когда шатко под ногами,
Уж лучше сладко спать, но с кровью из ноздри.
Уж лучше боль грызть твёрдыми зубами,
Таким же твёрдым быть и изнутри.
Сколько раз нам дано умирать?
Каждым утром, чуть приоткрыв веки.
Каждой ночью до рвоты во мраке стонать,
Полумёртвой подобно калеке.
Я живой! Я живой, посмотрите!
Да какое мне дело до взоров "людей"?
Никогда не скулил в грязь у ног: "Помогите...",
Молча раны лизал в этом мире зверей.
Злость и холод душат, в тиски нервы зажало,
Я кровью пишу на стене свою прозу.
Мой паразит во мне достаёт своё жало,
Высасывать жалость, как с пальца занозу.
Этой жизни прекрасной остатки глотая,
Жадной жаждой от хрипа слюною давлюсь.
Мы жалкие дети потерянного Рая,
Я доползу до него, но сюда не вернусь.
Я узник собственных мышлений.
Шут в заточеньи. Голова - тюрьма.
Я раб сердечных заблуждений,
И от того снаружи лето, а внутри зима.
Я всё с души когда-то отпущу,
И место там оставлю лишь для радости.
Я всё и всем когда-нибудь прощу,
Но никогда не прощу себе
слабости.