***

Понимаешь ли, я привыкла быть "свободной птицей",
И тем, кто садит меня в клетку - выцарапывать глаза.
Меня никто никогда не гладил по ключицам,
В едких попытках связать.

Моя муза привыкла заваливаться ко мне ночью, со скандалом,
Дышать перегаром, целовать в шею всё нежнее и дурнее,
Это было грубее, чем слышать "Ты не поэт, а чёртов вандал,
И любить ты, пожалуй, совсем не умеешь".

Я тогда не верила, хлопала ресницами, по-детски,
Сидела в одном чулке и что-то шептала в полголоса
А муза тёрла меня по руке, садилась рядом, по-турецки,
Слушала мои стихи и перебирала пальцами волосы.

Ну а позже - муза, без слов, исчезала, а меня выворачивало наизнанку,
Я смотрела о ней много снов, пусть в этом и не было толка.
И тогда я решила закрыть все свои чувства в стеклянную банку,
И убрать куда-нибудь подальше, на верхнюю полку.

А со временем, знаешь, отлегло, переболело, переписалось,
Я уже совершенно забыла, как муза любила утыкаться мне в плечо носом.
Я, наверное, так ловко и легко в омут с головой бросалась,
Что теперь чувство "любовь" у меня под вопросом.

Понимаешь ли ты меня, когда своим ледяным взглядом впиваешься мне лицо,
Что внутри меня минус тридцать, что мне еле удаётся уцелеть,
Что теперь, когда ты меня по ключицам гладишь и теребишь на пальце кольцо,
Мне страшно, что у меня больше нет желания улететь.