Потоки воздуха - будто струны, и слух терзает легчайший шепот. Луна рассыпчата и угрюма, прижаты уши, а бок обтрепан. Тоску почти языком шершавым слизнуть возможно с пожухлых листьев, вскипает кровь, кровоточат раны, но волк упрямо стремится рысью во двор. Скрывается под забором, садится тихо в тени деревьев. Дверь мягко хлопает очень скоро, знакомым запахом слабо веет... Вот волк склонился пред человеком, волк ткнулся в руку башкой лобастой, доверчиво, словно от века к веку, как некто, связанный старой клятвой, ладони лижет, ворчит неслышно, встает на лапы, зовет с собою.
Луна, похоже, метнулась выше, распавшись пятнами над сосною.
Наутро ночь в лоскуты сотрется, и дни помчатся, скрутясь в спирали. Волк снова мальчиком обернется с глазами цвета холодной стали, а мальчик руку в ладонь не вложит и не признается, что скучает. И друг его - он скучает тоже, хотя об этом никто не знает.
А новой ночью луна распухнет, и волк, свою оставляя стаю, по корке снега, по листьям жухлым под ласку рук, будто пес, сбегает. Вожак рассержен, собратьям страшно, но сердца зов не подвластен волку - он словно рыцарь под тенью башни садится тихо под ту же елку. Он ждет, покуда не скрипнут петли, он носом тычется мокрым в шею, рукав рубашки хватает ветхой, по лунной друга ведя аллее.
Реальность ночью тонка, как волос, и когти режут острее стали. Друг воет в небо, срывая голос - он мальчик, который бежит с волками.