Петербург во мне
холодным ветром,
утром небо кажется
плотней,
чем стена,
толщиною в метр,
и, конечно,
много холодней.
Всё пространство
меж молчащих зданий,
всё, что выше
мокрого асфальта,
плачет от тоски
или страданий
каплями дождя,
и в гуще гвалта
голосов нетрудно
потеряться,
слиться с безымянною
толпой,
где таких, как ты,
не пять, не двадцать,
а столько, что накроет
с головой.
Но даже в этой
однородной массе
чьих-то мыслей
и вопросов вижу
ту, чей облик
по-особому прекрасен,
чьё сердце
обращается к Парижу
с его особым ароматом
лета
и нежностью
возвышенной любви,
но, кажется,
это не та планета,
здесь вместо звезд
мерцают фонари...
И даже мягкий свет
зари,
что как сироп
в этом горьком мире,
сквозь тучи не
пробьется до земли
и вот - ненастоящий
свет в твоей квартире,
впрочем, как и
люди октября,
души замотавшие
в пальто,
они не тратят свои
силы зря
и берегут бесценное
тепло
в прикосновениях
друг к другу и
объятиях. Чай -
как талисман
долгого и трудного
пути
через холод
и самообман,
что весна наступит
точно в марте,
что тепло вернется
с ней
в привычного дождя
последней кварте,
но правда в том,
что тепло придет поздней.
Когда надежда будет
на исходе,
и солнце завершит
свой ежедневный круг,
произойдет незримый
перелом в природе,
и утром свет
согреет Петербург.