В Нормандии живу в рыбацком доме я,
в три уровня, пускай и небольших:
была когда-то в этом экономия
и вверх росли близняшки-этажи.
Хозяева в Канаду даже плавали,
ловили рыбу, пили кальвадос,
и пО ветру скользил тогда над гаванью,
как и сейчас, красавец-альбатрос.
Прошли столетья, изменились улицы
и люди, проходящие по ним.
Не встретишь больше лошадь или курицу,
и романтичен стал каминный дым.
Везде машины ездят, пучеглазые,
Феррари обгоняет Мерседес,
и девушки вокруг сверкают стразами
и заедают устрицами стресс.
И я, взрослевший на московских выселках,
меж жертв ГУЛАГа, пьяниц и шпаны,
стеснявшийся безденежья и прыщиков,
вдыхаю силу ветра и волны.
Им дарит океан свою энергию
и трется синим брюхом о песок -
бормочет бесконечную элегию
и нежится под солнцем древний бог.
Там, в глубине - борьба за выживание
и хищники разыскивают корм,
а наверху - сияние, сверкание
веселых брызг, меняющихся форм.
У рыбаков сегодня есть по-прежнему
и корабли, и деньги, и почёт,
и рыба продаётся так же свежая,
и стоимость всего вокруг растёт.
И так же где-то русский мальчик учится,
и так же щеки с холода горят,
и убегают в мир безбрежный лучики
от сжатого в ручонках букваря.
Как жимолостью пахнёт! В небе - радуга.
И чайка, зависая надо мной,
взглянув в глаза, к воде как будто падает,
играя с солнцем, ветром и волной.