Все позже и позже светает,
с крыльца виден иней кругом.
И Русь далеко не святая
хрустит под моим сапогом.
Стемнеет теперь лишь к обеду,
но в полдень, как летом, светло.
Какие-то всадники едут
вдоль пахоты прямо в село.
Их лица угрюмы, небриты,
их руки, как корни, кривы.
То, может быть, гунны иль бриты
вломились сегодня «на вы».
А, может быть, то каторжане.
И стоит ударить в набат...
Неясно. Лишь конское ржание
пугает всевидящих баб.
В сельмаге все спорили остро.
Кто ж это? Но гости смурно
спросили дорогу на Остров
и двинулись прочь, за гумно.
И долго с тревогой селяне
начнут чужаков обсуждать.
Возможно, что в этом изъяне
небесная их благодать.
Возможно, что мне, городскому
вовек не понять этот люд.
Я жвачку жую до оскомы
и ею плююсь, как верблюд.
Подъеду я к школе с цветами.
(Физичка там так хороша).
И Русь далеко не святая
близка, как хмельная душа.