Плещется море в бокале вина,
Море вины в опустевшем бокале.
Трижды воскреснув и снова до дна.
Вдребезги трижды об стену печали.
Собственно, я не жалею себя.
Но и привычкой назвать это сложно.
Вот бы как в детстве – по жопе ремня:
Плачешь, обидно, но жить уже можно.
Жить еще можно, и даже вполне:
Шлепать по осени дряхлой на службу,
Знать и не думать о будущем дне,
Горькую пить не с друзьями за дружбу.
Сил нет сказать-закричать-и разбить
Пару тарелок и в рамочке фото.
Там еще «мы», разве можно винить,
В том, что им там хорошо без «кого-то».
Мы разожгли в нашем доме огонь,
Но вместо света наполнили дымом.
Ты мою душу доселе не тронь
Взглядом холодным и несокрушимым.
Хочется правды. И страшно узнать.
Вечный вопрос, пятый угол в сюжете:
Где же та грань между жить/умирать,
И за кого мы итогом в ответе.
Хочется плыть, нужно сделать прыжок,
Я зависаю над водною гладью,
Счет на секунды, под пальцем курок:
Правда, что все заживает до свадьбы?
В алой воде, как в бокале вина,
В море вины. Отчего же не знали:
«Кем ты ни был - заплатишь сполна.»
Вот бы ремня… Но стена из печали.