Св. Прав. Иоанн Кронштадский глазами современника
(из статьи М.О.Меньшикова «Памяти святого пастыря», 23 дек. 1908 г.)
...Отец Иоанн занимал более, чем кто-нибудь, психологический центр русской народной жизни. Он умер в преклонных летах. Преимущество великих людей – не умирать душою. Разве это не чудо – последнее чудо святого священника, что хотя он умер, но именно теперь и ожил перед всеми, утвердился навсегда, и один уже образ его, непрерывно возобновляемый, начинает нескончаемую работу? Разве св. Николай Чудотворец умер? Разве он не продолжает влиять существеннее, чем при своей жизни, на поступки, т.е. на судьбу целых сотен миллионов народа?
Я помню отца Иоанна еще 35 лет назад, до возникновения его шумной славы как чудотворца. Меня поразила прежде всего манера его службы, единственная, какую я слыхивал когда-нибудь. Все священники и дьяконы на ектеньях возглашают нараспев, с установившеюся веками благолепной певучестью. Отец Иоанн возглашал просто, точно разговаривал с Кем-то громко, то понижая, то повелительно возвышая голос в самых неожиданных местах. Вначале это мне казалось признаком эпилепсии. Потом я понял, что это от искренности, от самозабвения во время молитвы. Впоследствии я не раз встречался с о. Иоанном. Вторая его памятная черта – светлый взгляд и всегда как-бы освещенное изнутри лицо. Глаза его – светло-голубые – были женские по яркой нежности; голос был простой как у северян, несколько резкий, без всякой елейности. На моих глазах о. Иоанн выступил как угодник Божий. Одно из чудес (если их можно назвать чудесами) я видел: как, подобно Христу, простым наложением рук о. Иоанн остановил нервный припадок. Я наблюдал общую исповедь батюшки, необыкновенно трогательную. Её сто раз описывали. Видел, как благословляя тысячи народа и давая целовать крест, о. Иоанн молился вполголоса в сдержанном высоком пафосе.
...Живя в Кронштадте, я мог наблюдать отца Иоанна ближе, чем приезжие. Этот праведник был тем примечателен, что никак не слагался в театральный облик «святого», не впадал не в аскетизм, ни в святошество, ни в ханжество. Я знал, что о. Иоанн - подвижник, что он почти не спит и молится, встает рано – и у себя в садике при бедной квартире, гуляючи, все молится. Скромность его доходила до того, что, например, он не позволял в бане мыть себя и сам скорехонько мылся, когда никого не было и уходил. И это в то время, когда в ванну, из которой он вышел, считал за великое счастье сесть один бывший губернский предводитель дворянства. Я сам видел, как к недопитому батюшкой стакану чая устремлялись женщины и, крестясь, благоговейно допивали. И уже зная, как он прославился на земле, он не то чтобы сохранял смирение, но действильно был скромен до наивности. Помню, сидя за завтраком после поездки в Берлин, куда его приглашали помолиться за хворавшего нашего посла, о.Иоанн совершенно по-детски описывал, с каким почетом его встречали. Видимо, вместе с народом он сохранял уважение к чину власти, к боярам и вельможам, хотя маловерные из знати терпели гнев его – прямо пророческий. Известно, с каким ожесточением о.Иоанн осуждал Л.Н. Толстого. С одним из учеников Толстого, князем Х., он не хотел даже говорить, почувствовав сразу его безверие.
... Хулители о.Иоанна утверждали, будто его деятельность была направлена на добывание денег, что все его мольбы и благословения будто бы оплачивались. Грубая клевета! Сколько мне известно, он никогда ничего не просил. Что предлагали, брал, но для передачи нищим. Весьма возможно, что его обманывали и около него наживались. Ведь через его руки проходило более миллиона в год. Сам он ходил в последние десятилетия в роскошных подаренных ему шубах и рясах, снимался в орденах и митре, но, я думаю, он делал это не для своего удовольствия, а чтобы не обидеть тех, кому это было приятно. Роскошь одежды иным резала глаза: какой же это святой – не в рубище? Но, может быть, тут было больше смирения, чем спеси. Помните слова Сократа цинику Антисфену: «Твоя гордость смотрит из дыр плаща». Подобно Христу, о.Иоанн ел и пил с грешниками, может быть с блудницами, ел иногда тонкие блюда. Он, сын дьячка, выросший в крайней бедности, пил тонкие вина, но на моих, например, глазах он едва притрагивался ко всему этому. Веточка винограда, глоток вина – не более.
... В дневнике о.Иоанна записаны случаи чудес, им совершенных. Записи эти иногда отличаются детским чистосердечием. «Я молился о нем (некоем Василии), пишет он, Господу, чтобы Он исцелил его.... «Господи! Животе Наш! Как мне помыслить легко об исцелении, так Тебе исцелить легко любую болезнь; как мне помыслить легко о воскресении из мертвых, так Тебе легко воскресить всякого мертвеца. Исцели убо раба Твоего Василия от лютой его болезни и не допусти его умереть, да не предадутся рыданию жена и дети его», - и благопослушливый Владыка помиловал. А тот (Василий) был на волоске от смерти. Слава всемогуществу, благости и благопослушеству Твоему, Господи!»
«Горе вам, сказал Христос, когда все люди будут говорить о вас хорошо, ибо так поступали со лжепророками отцы их» (Лк.6, 26). Только фарисеи и лицемеры ухитряются не иметь врагов и быть всеми уважаемыми. Христос и апостолы имели много врагов и погибли от лютой их злобы. Не мог не иметь врагов и праведник Кронштадский. Насмешливым презрением он пользовался со стороны нигилистов и интеллигентных безбожников, которых сам он насмешливо презирал. С оскорбленной завистью относилась к нему значительная часть духовенства, главным образом высшего. Митроносцы со сверкающими бриллиантами на клобуках, украшенные омофорами и панагиями, не могли не чувствовать, что ...они бесконечно ниже кронштадского священника, ниже в глазах Божиих и в глазах народных. Без долгих споров в народе установилось, что он настоящий, а они как будто не настоящие. Этого никак не могли простить великому священнику земли русской, и его затирали долго, сколько могли. Лишь незадолго до смерти, когда он стал совсем немощен, он удостоился назначения в Синод – он, которого часть восторженных поклонников провозгласила живым Христом, сошедшим с Неба! Третьим, самым грязным и низким врагом великого священника явилась еврейская пресса. В течение трех лет она ежедневно глумилась над благочестивым старцем, издевалась над его чудесами, над его милостыней, над благоговением его поклонников. Сочинялись клеветнические легенды, сквернилась женская к нему преданность, оплевывался народный порыв. Как известно, о.Иоанн мужественно выступил против нашей революции, и в церковных проповедях напоминал власти ее долг подавлять смуту. Не только народу, но и начальству о.Иоанн предложил к исполнению знаменитую 13-ю главу послания к Римляном. «Начальник не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое». Жиды не простили этого отцу Иоанну. Взяв под свое покровительство Льва Толстого, отрицающего церковь и государство, жиды обрушились целым извержением грязи на о.Иоанна, ставшего на защиту церкви и на защиту государства.
...Бурно мятущийся и гневный Толстой – самое великое, что создала интеллигенция наша. Неподвижный и пламенный в своей вере отец Иоанн – самое великое, что создал простой народ за последние 80 лет. Отец Иоанн – носитель народной культуры, от Антония и Феодосия Печерских, от Сергия Радонежского до Тихона Задонского и Серафима Саровского. Плоть от благороднейшей плоти народной, кость от кости его. Кронштадский старец не мечтал только о святой Руси, как Толстой, а сам был святой Русью, сам нес ее в своем сердце! Вот, чем он был дорог народу. Вот почему народ сразу признал его своим, как все сразу видят светильник наверху горы.