Из-под горы от двух ключей,
Тростник едва качая,
Тянулся медленно ручей,
Из года в год мельчая.
На водопое удила
До дна спускали кони,
Но сила скрытая была
В его скупом разгоне.
Ведь пошевелевал тростник?
Ведь уплывал куда-то?
Ворчал в глухой ночи родник
За Фёдоровой хатой.
А Фёдор, знай, тащил в карман,
Не уронив ни крошки.
Взаймы попросят, мнил – обман,
Не знал к соседям стёжки.
С войны вернувшийся в колхоз,
Не стал работать в поле,
Как будто после ран всерьёз
Он был и слаб, и болен.
Огородил избу свою,
Чтоб люди не ходили.
И вот остался на краю,
Большой и нелюдимый.
Темнело – он к ключу спешил
Отшельником угрюмым,
Там в освежающей тиши
Сидел, курил и думал:
«Ручью вредит чертополох,
Затмила свет осока,
И он ослаб, он занемог
У самого истока,
И потерялся, измельчав,
За первым поворотом.
А люди? Что им до ручья, –
Свои заботы, что там...»
Тогда ночами застучал
В ручье тяжёлый заступ,
Ручей ревнивей зажурчал
И засверкал глазасто.
И мне услышать довелось:
Как мудрой мысли признак,
На пустыре сверкает плёс,
Народом Фёдор признан.
Теперь он знатный рыбовод
И, говорят без шутки,
Ему на счастье в этот год
Зазимовали утки.