Ах как мудро устроено - то что нам всем помирать
Разживешься бывалоча всласть - тут тебе и звоночек
И захочется дочку родить, написать пару строчек
Прежде чем позвонят. Неожиданно. Чаще с утра
Безупречно логичны все правила этой игры
Все кончается, что началось - это без исключений
И поэтому нету ни зависти, ни огорчений
Потому что здоровы, богаты и счастливы все до поры...
А потом мы уходим. К отцам. С кем мы в детстве
Шанс есть встретиться с тем, с кем увидеться не довелось
И в обличии любимых нас встретит веселый Христос...
Так что стоит ли время терять собирая по крохам наследства?
:-)
Данная поэза является приложением к выступлению на съезде Профефессионально Психотерапевтической Лиги 17.10.2015, который начинался так: ОТНОШЕНИЕ К СМЕРТИ КАК ТОЧКА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ ПСИХОТЕРАПИИ И РЕЛИГИИ
«Устриц я конечно бы хотела....но я трусиха большая....что осталось в моей жизни это смерть и любовь»
Из звуковой иллюстрации «Маниакальное состояние 2» к «Медицинской Энциклопедии».
Этот эпиграф предпослан тексту потому, что в речи душевнобольных зачастую остаются только накрепко устоявшиеся в сознании базовые смысловые единицы. И, несомненно, понятие (о) смерти является одним из немногих общих всему человечеству на всем протяжении всей его истории, непреложным актом осознания. В связи с этим, оно всегда будет так или иначе находиться в сфере значимых когнитивных и аффективных свойств существования личности и, таким образом, ни один человек не может пренебречь такого опытом отношения, вследствие чего, сколько существует общность людей, столько и будут появляться книги, проповеди, поэмы, размышления и беседы (или бред) об этом.
Смерть есть феномен прекращения жизни в том варианте, котором мы мыслим себе жизнь. Учитывая, что жизнь для нас понятна, поскольку очевидна и доступна пониманию в той или иной степени, то функция смерти, ее смысл и значение всегда оказывается вызовом человеческому сознанию, его последним и самым значимым вопросом. ЧТО ЭТО?
Человек начинает быть человеком, когда начинает осознавать себя, а это осознание, как факт «Я существую», всегда включает знание собственной конечности, при этом инстинктивно и неизменно всегда отодвигаемое на задворки смыслового поля, за исключением ситуации страдания.
«Точным» наукам, основанным на повторяемости фактов, являющих предметом их изучения, о смерти известно немногое. Значительно больше, особенно относительно смысла смерти, содержится в контенте построений философии. Еще ближе мы находимся к переживанию смерти в рамках различных парадигм психологии. И, наконец, практически центральным пунктом осознанного принятия факта собственной смертности является сфера религии.
На всех означенных путях мы находим четыре взаимоисключающие аксиологические характеристики феномена смерти:
А) Человек умирает и ничего не следует из этого факта
Б) Добрая память потомков придает смысл окончанию индивидуальной жизни
В) После смерти неизбежно возвращение к жизни в иных качествах но в известной нам реальности.
Г) Умерев, личность не теряет своей идентичности и продолжает свое существование в реальности неизвестной эмпирически.
В Христианстве, сформировавшем нынешний этап цивилизации, усвоен последний из перечисленных подходов. Рассуждая логически в этом русле, мы можем предположить следующее.
Различаются следующие формы феномена жизни: простейшие, растения, животные, человек. Они являются последовательными хронологически и отличаются присутствием у последующей ступени новой принципиально иной функцией существования. От бактерий растения отличаются многоклеточным строением, от растений животные отличаются способностью к передвижению, от животных человек отличается осознаванием себя и, допускаем, возможностью не утрачивать это осознавание после смерти физического тела.
Однако, при неотъемлемости осознания собственной смертности, диапазон отношения к этому факту весьма широк, до полной полярности. В классическом рассказе Л.Толстого «Смерть Ивана Ильича» мы можем остановиться на следующих восприятиях:
«"Меня не будет, так что же будет? Ничего не будет. Так где же я буду, когда меня не будет? Неужели смерть? Нет, не хочу".
"Трое суток ужасных страданий и смерть. Ведь это сейчас, всякую минуту может наступить и для меня",-- подумал он, и ему стало на мгновение страшно. Но тотчас же, ему на помощь пришла обычная мысль, что это случилось с Иваном Ильичом, а не с ним и что с ним этого случиться не должно и не может; что, думая так, он поддается мрачному настроению, чего не следует делать. И, сделав это рассуждение, Петр Иванович успокоился и с интересом стал расспрашивать подробности о кончине Ивана Ильича, как будто смерть была такое приключение, которое свойственно только Ивану Ильичу, но совсем не свойственно ему.
- Что, брат Герасим? -- сказал Петр Иванович, чтобы сказать что-нибудь. -- Жалко?
- Божья воля. Все там же будем,-- сказал Герасим, оскаливая свои белые, сплошные мужицкие зубы.»
Здесь, на одном полюсе, мы наблюдаем явления страха, протеста, вытеснения и пассивного принятии.
Другой полюс ярче всего представлен в строках послания апостола Павла, в искренности которого сомневаться у нас нет оснований: «имею желание разрешиться и быть со Христом (в смысле пребывать с Богом после физической смерти…С.Б) , потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Флп. 1:23-24).
Здесь апостол взвешивает две равных для него возможности – умереть и радоваться и жить, чтобы служить и исключительно из чувства долга выбирает вторую. В этом же ключе относятся к смерти и другие мыслители Христианства.
Мать Мария (Скобцова) — поэтесса Серебряного века и монахиня, прославленная во святых после того как вошла в газовую камеру лагеря Равенсбрюк вместо еврейки, еще задолго до войны, будучи весьма жизнелюбивой, как бы мы квалифицировали, «гипертимной» личностью, как то произнесла в разговоре: «Я не боюсь страдания и люблю смерть. Ее собеседник спросил: «А как будет после смерти?» И она отвечала - «Не знаю... Просторно. И там мы узнаем маленькую тайну, что ад уже был»
Наш старший современник митрополит Антоний Сурожский, в частности, говорит о своей деятельности пастыря: «Я хотел бы попытаться рассеять отношение к смерти, которое выработалось у современного человека: страх, отвержение, чувство, будто смерть — худшее, что может с нами произойти, и надо всеми силами стремиться выжить, даже если выживание очень мало напоминает настоящую жизнь».
В романе «Цитадель» Антуана Экзюпери герой повествования приходит в некую деревню и видит, что там все люди счастливы. Спрашивает: почему вы счастливы? — ну, ты же шел по дороге, проходил мимо кладбища? – Да. Проходил. — Понимаешь, мы знаем, где каждый из нас будет лежать, а что еще надо для счастья?
В народе подмечено позитивная роль смерти в качестве «универсального уравнителя», об этом итальянская поговорка: «По окончании шахматной партии и король и пешка сбрасываются в одну коробку»
Теперь от литературных источников, обратимся к собственному опыту. Мы, в рамках нашей модальности «Религиозно ориентированная психотерапия» консультировали людей, идентифицировавших себя православными христианами. Здесь мы столкнулись также с двумя полюсами отношения к смерти – от ее вожделения до полного ее отвержения.
Случай 1.
Девушка, 15 лет, статус определяется сниженным аффектом на фоне ОКР в рамках шизотипального расстройства.
«Доктор, я вчера получила данные биохимических и гормональных анализов. Так Вы знаете – там все в порядке. Моему огорчению не было предела. Ах, как мне бы хотелось сейчас иметь быстротекущую смертельную болезнь. Так невыносимо и глупо здесь жить, так много ненужного от тебя требуется, необходимо постоянно озвучивать список своих прегрешений, а без них и шагу не ступишь, это насколько тягостно, настолько и несправедливо, я бы давно наложила на себя руки, если б не страх Там получить еще большие мучения.»
Итак, ей тягостно,ей не хочется жить, но ведущей мотивацией «уйти в смерть» для нее является тревога.
Случай 2.
Девушка 21 года, статус определяется эмоциональными колебаниями преимущественно дистимической окраски в рамках шизоидно-нарцисстическго расстройства личности:
«Знаете, если б здесь, вот под рукой, находился рычаг, выжав который можно было б получить Вселенную, в которой меня бы не существовало в принципе, не было ни памяти, ни воспоминаний обо мне, полная пустота, как среди звезд, я бы не дожидаясь Ваших комментариев, непременно и сразу им бы воспользовалась.»
Случай 3.
Женщина 34 лет, статус определяется расстройствами адаптационных реакций в ситуации проблемного замужества;
«Происходящее со мной непереносимо, я мучаюсь… То, что я живу, это необыкновенно хорошо, и действительно, я не знаю есть ли это в Библии, но это есть в моем сердце – «Жизнь это самый драгоценный Божий дар» и я как бы ни поступила теперь, пусть я окажусь в глубине самых ужасных адских мук, но никогда не сделаю усилия пропасть, так чтобы не существовать совсем. Я буду терпеть, но я буду.»
Как мы убеждаемся, здесь также присутствует восприятие смерти как избавления либо от боли, либо от труда жизни, либо абсолютная радость бытия. В вероучении же Христианства присутствует тезис того, что «смерть это враг».
Значит можно предположить, что преодоление врага укрепляет личность. Боязнь врага – это неприкрытая трусость. Бегство от врага – непростительная слабость.
А ведь целью психотерапии является именно укрепление личности через активацию доселе скрытых ресурсов. Итак, если присмотреться к традиционной духовности, что может быть почерпнуто из проверенных веками аскетических источников? Да, именно «памятование о смерти».
Надо признаться себе в трусости. О смерти мы предпочитаем молчать. Забывать. Игнорировать для себя и близких. И, словно удивленно, сокрушаться, когда это обязательно привносится в фокус нашего внимания. Так в викторианскую эпоху молчали о плотской любви. Напомню: «Закованные в несколько слоев платьев, закрытые от горла и до ступней, считающие неприличным даже смотреть в сторону мужчин женщины викторианской эпохи, оказывается, тоже очень любили секс. Просто мы мало что об этом знаем. Для незамужних девушек считалось совершенно неприемлемым появляться без сопровождения мужчин в каких-либо публичных местах, приоткрытое запястье воспринималось верхом разврата, а о существовании двуспальных постелей тогда даже не подозревали.
Так же в начале научно технического прогресса 20го века забывали о религии. Так может быть теперь настало время, когда мы смело пересаживаем органы и за несколько часов можно достичь любой точки на Земле, поговорить об этом?
Мы полагаем, что религиозное чувство, каким то образом «встроенное в человека» в его прямом смысле re-ligare – «восстановление связи» определяется не вычитыванием молитвенных правил и освящением куличей на Пасху, а особым внутренним настроем, когда события внешней жизни совпадают, а случается и бывают указателями, на динамику наших внутренних переживаний. Нет, не очевидные чудеса здесь имеются в виду, а ощущение жизни как непрестанного чуда, каждое мгновение происходящее с нами.
Вот иллюстрация тому: Не прошло много времени с тех пор как анонимный странник 19го века, оставшийся анонимным по смирению, предложил такую, в высшей степени практичную, рекомендацию: « Если ты что-нибудь делаешь, то вспоминай Творца вещей; если видишь свет, помни Даровавшего тебе оный; если видишь небо, землю, море и все находящееся в них, удивляйся и прославляй Создавшего оные; если надеваешь на себя одежду, вспомни чей это дар, и благодари Промышляющего о твоей жизни. Кратко сказать, всякое движение да будет тебе причиною к памятованию и прославлению Бога, и вот ты непрестанно молишься, от сего всегда будет радоваться душа твоя». «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу» - русская книга, переведенная сейчас на многие языки.
В нашей практике, среди клиентов, приближавшихся к такому типу религиозности, мы наблюдали расстройства депрессивного спектра, по частоте сопоставимые встречающимся в популяции безрелигиозных пациентов, обсессивно-компульсивные расстройства, зачастую превышавшие частоту встречаемости в общей практике, однако не сталкивались со столь выраженными ныне тревожными расстройствами. Этот факт можно трактовать единственно как навыком «делегированием своей участи Ввысь», когда ультимативная само-безопасность признается не зависящей от твоих личных индивидуальных усилий.
Смерть… Факт умирания… Отношение к этому факту… Здесь следует присмотреться к работающему принципу организации «АА»: мы бессильны перед этим, но есть Не(ч/Кто) сильнее нас, владеющее ситуацией. Так устроено и в этот мир мы призваны. И в нем нам хорошо. А значит, следует признать и все не очень устраивающие нас и пока не очень понятные нам закономерности этого мира.
Если нам дорог образ Христа, то мы сильнее. Спаситель не хотел умирать, и мы тоже. Но Он прошел через смерть и неужели мы настолько глупы, что если во всем стремимся подражать Христу, то откажемся последовать за Ним и в этом? Может быть это будет единственно общим, что было у нас со Спасителем…
Нам приходилось быть на православных собраниях тех, кто потерял супругов и детей. И эти люди не страдали. Они, казались нравственно выше тех, кто не пережил подобного. Они были участливо добры, милы и улыбчивы. Из их выступлений: « Она ушла на рассвете 1 августа. Без десяти шесть. Во сне. Маме, бывшей с ней в ту ночь, показалось, что дверь отворилась и кто-то вошел… Катя решила, что если она переживет этот месяц приговора, то первого августа будет праздновать свой второй день рождения. 1 августа 2014 года она собрала друзей праздновать. 1 августа 2015 она родилась в жизнь вечную.
И из Интернет-переписки:
«Иногда думаю, что может быть жизнь здесь для нас тоже что-то вроде материнской утробы для младенца – мы развиваемся здесь и затем рождаемся для новой жизни, каждый в свой черед» – из переписки.»
Но мы остаемся жить… Потерявшими своих близких…
Редкий случай, когда религиозно-ориентированный психотерапевт радуется со своим клиентом, а именно когда тот говорит: «А знаете, доктор, кажется, я пришел в себя. Я трижды посетил квартал красных фонарей». Чему тут положительно сопереживать? Тому, что этот боевой 65летний генерал-майор, потеряв супругу, с которой праведно прожил 40 лет, в феврале, после лечения беседами и антидепрессантами, в мае мог сделать и произнести это.
Посыл нашей работы состоит в следующем. Теперь мы наблюдаем стремительный рост цивилизационных свобод, из которых, конечно, некоторые являются явно завихрениями роста вверх, типа уравнения сексуальных патологий в равенстве гражданских прав. Ну, порывистость всегда чревата деформацией. А привнести в ментальность культуру восприятия смертности как естественности – это несомненно насущное требование современности.
Первобытное общество началось с того, что делало переживание смерти противоестественным, рыли курганы, возводили пирамиды, складывали драгоценности, убивали вдов, словом, это был бунт детской человеческой культуры против факта смерти. Кажется, мы повзрослели. А это значит, что смерть следует включить в культуру изучения, переживания, примирения с ней как, скажем, со сменой времен года. Она не должна быть ни грустной, ни глумливой, ни внезапно болезненной, но приемлемой – как болезнь, как дождь, как финансовый кризис, как свадьба, как рождение ребенка.
Основным назначением нашей модальности «Религиозно-ориентированная психотерапия» является актуализация проверенных временем добрых духовных знаний, как то нынче потерянных. И, в свете этого, присмотримся к тому, что в аскетических практиках именуется добродетелью «памятования о смерти».
Из обязательного для православных ежедневного вечернего молитвенного правила, есть прошение, принадлежащее Иоанну Златоустому (5век) – «Господи, даждь мне слезы и память смертную и умиление». Насколько с этим прошением контрастируют названия монографий, заполняющих полки раздела «Психология» в современных магазинах:
«Как заработать первый миллион. (Фен-шуй)».
«Я привлекаю деньги».
«Харизма. Личностные качества как средство достижения успеха в профессиональной и личной жизни».
«Технология успеха. Курс начинающего волшебника .»
«Разбуди в себе исполина»..
«19 способов поймать удачу».
«31 закон карьерного роста».
«Как исполнить любое желание — 2 (Золотой талисман)».
«Секреты успеха и счастья».
«Полная уверенность в себе: исчерпывающее руководство на пути достижения личного успеха и уверенности».
«Обретение могущества и славы».
Из этого наблюдения – один очевидный вывод. Существование современника – повышение качества жизни только здесь, «по эту сторону» причем любыми способами – от манипулятивных до оккультных. И ни слова о слезах и умилении. Мы снова по детски закрываем глаза.
Но, отважившись взглянуть на реальность, мы не можем сбросить со счетов истории словно отжившее, такие позиции:
« – Боязнь смерти есть свойство человеческого естества, происшедшее от преслушания, а трепет от памяти смертной есть ПРОСТО признак нераскаянных согрешений. Боится Христос смерти, но не трепещет.
– Как хлеб нужнее всякой другой пищи, так и помышление о смерти нужнее всяких других деланий. Память смерти побуждает к трудам и подвигам покаяния и к благодушному перенесению бесчестия»
Это Иоанн Лествичник (6 век). И эта традиция продолжается вплоть до 19го века, а может быть и доныне, и снова вспомним владыку Сурожского Антония, который в одной из своих припоминает: «Я видел размышление о смерти: «Мы рождаемся в мир стариками, отягощенными наследственными пороками и дефектами воспитания. Наша задача – уйти в смерть молодыми, полными азарта предстоящего нового этапа нашей вечной жизни»
Итак, память смерти, а не изгнание ее из нашего сознания является Условием праведной, а стало быть, правильной жизни.
Экстраполируя опыт авторитетов прошлого, дерзнем предложить эту диспозицию сейчас. Значимый психотерапевт нашего времени Виктор Франкд озаглавил свою книгу «Скажи жизни да». Сделаем еще шаг. Попробуем выстроить наши, и наших клиентов жизни в парадигме «Скажи смерти Да». И что это может означать?
Не более, чем реалистичность. О чем мы говорим в кабинете с клиентами? Чаще всего о том, чтобы преодолеть тревогу, минимизировать навязчивое чувство вины и улучшить качество жизни, через позитивные ее моменты. Плавно, аккуратно, недирективно, приглашая клиента к совместному осмыслению факта конечности, мы возвышаем его, апеллируя к его чувству мудрости и такта. Абсолютно не стоит простраивать варианты посмертной участи, ибо это повредит беседе в отношении правдивости, если истина посмертного существования благожелательно прикрыта от нас.
Нам следует минимизировать реакции горя, возникающие у наших клиентов, оказывающихся в ситуации потере значимых близких. Уникальным ключом к этому является актуализация собственного окончания жизни, являющаяся возможностью Встречи с ушедшими. И какой бы недоказанностью эта концепция ни проявлялась, она является единственной и наилучшей для достижения эффективного уровня жизни клиента здесь и сейчас, Ибо отрицая смерть мы существенно обедняем жизнь.
Спасибо.