Я приближаюсь к ней, и мне кажется, что я стою перед Райскими вратами. Не понимаю, чем я заслужил это восьмое чудо света, но вижу, как она движется в ответ - делает шаг мне навстречу. Робкий, молодой, неуверенный в себе шаг навстречу обыкновенному, ничем не выделяющемуся из толпы мужчине, которого она знает меньше суток. Внутри моей головы стучат друг о друга тысячи молотков, заставляя реальность расплываться перед моими глазами, оставляя в области зрения только ее - такую, какой я не видел среди невероятного количества женщин. Проходит одна секунда, и мое тело немеет, будто по нему пропустили бешеной силы электрический разряд - в эту секунду она посмотрела на меня своими огромными, блестящими, как вода, глазами. Не знаю, как она сделала это, но я самым сердцем почувствовал этот взгляд, будто она умела смотреть сквозь плоть и сквозь душу. Я только слегка касаюсь кончиками пальцев ее талии, и в мою голову словно бьет волна крепчайшего виски, выдержанного по всем правилам в изысканнейшем ресторане Прованса. Я боюсь прикоснуться к ней, чтобы не повредить эту хрупкую до невыносимости красоту, эту легкость, даже невесомость, которой она обладает. Она будто сделана из стекла, из хрусталя, выделана искуснейшим ювелирным мастером мира - такая невероятная, такая, какой не может быть в природе.
Невозможно медленно она поднимает на меня свои глубокие глаза, свои бессчетные черные, как смола, ресницы и проникает так далеко, где еще никто до этого не был, в то место души, о существовании которого я сам до этой поры не знал. Мою голову что-то сильное тянет вниз - то ли усталость, то ли головокружение, и я послушно опускаю ее, а перед затуманивающимися глазами все ближе с каждой долей секунды мелькают ее свежие губы на фоне мертвенно-белой идеального тона кожи. Я чувствую прикосновение Бога к своей душе и прикосновение тонких пальцев к своей горящей шее. Все содрогается - и я, и комната, обстановка которой мне до сих пор незнакома, и мурашки стаей гончих собак пробегают из самых недр костей до поверхности кожи, ставшей на эту секунду в миллионы раз чувствительней, чем обычно. В неразборчивом еле заметном шуме дома я слышу невероятно громко ее дыхание в нескольких сантиметрах от моего лица. Глаза наполовину закрываются, и я все также послушно склоняю голову вниз, ощущая, как лоб щекочут ее выпавшие из прически волосы. Отчетливо слыша ритмичность своего пульса, отдающегося в висках, я громко и сильно вдыхаю воздух, когда мое тело само подается вперед, не слушая призывы моего разума. Медленнее, чем плавится зефир на костре, я припадаю к ее губам и чувствую, будто касаюсь раскаленного добела снега с вершины Альп. Мои ноги подкашиваются, и я вынужден сделать шаг, тем самым ненарочно, но всё же мысленно желая того, делая поцелуй увереннее и глубже. Мои глаза не замечают, как закрываются, и я полностью отдаюсь той вечности, которой показались мне эти жалкие проведенные с ней минуты. Пространство и время перестают иметь какую-либо значимость, и в моей голове не остается ничего, кроме нее; мое тело не чувствует ничего, кроме нее, и весь мир превращается в одни только мысли о ней.