За окном - ночь и улица. На улице стоят фонари и дружно сплёвывают то ли грязно – серый, то ли с оттенком бледно – оранжевого, густой свет. Фонарный свет рассеивает ночь, но всемирная темнота всё же поглощает его. Этот мрак словно неразборчиво наедается городом, пытаясь скрыть всё: и штрихи города, и углы домов, и стволы деревьев, и нас – людей. Все мы обречённо, утопически колеблемся в этой бездне мрака, в глубине ночи, словно в животе огромного животного, проглотившего нас. Но, когда она пытается поглотить нас, насытиться, растворить и рассеять по своим просторам, кое – что силуэтом пробивается сквозь ночь, а значит - тьма не беспросветна!
Ночь необъятна и безгранична – начиная от пыльной, уставшей от железных четырёхколёсников дороги и до самого неба. А в небе плывёт измученная, жёлтая луна. И все знают, что плывёт она бесцельно, неумышленно: оттого, что так положено. Также, как живём мы – оттого, что нам так положено, указано. Плывёт в звёздном небе жёлтая луна - всевидящая, бесформенная. Вы когда – нибудь видели, когда падает яйцо и оно разбивается? Так вот – эта луна напоминает растёкшийся кружок желтка неправильной, произвольной окружности. Эта луна настолько жёлтая, что, кажется, будто в небе повисла ещё не распустившаяся головка одуванчика. И эта резкая яркость в ночном покрове неба необычная, непринуждённая до странности, до беспокойства, до возмущения. Она плывёт так медленно, словно измучилась из ночи в ночь проплывать по проторенной дороге, над одним и тем же – над людьми с их страстями и печалями, смехом и слезами, их гордынями и страхами. Она плывёт в распустившемся серебряными звёздами небе. В небе очень много звёзд. Столько, сколько бывает осколков в разбитой невзначай любви, сколько безответных человеческих вопросов, сколько тайн и загадок у одной лишь женщины. Ночное небо – это плед. Огромный плед с рисунками мелких, сияющих звёзд.
А под пледом – мятые простыни. На простыне – двое. Он и она. С рассветом она уйдёт. Она часто приходит к нему и с рассветом уходит. Но никто не знает об этом. А утро будет серым, потому что сентябрьский рассвет быстро рассеется, устремив за собой последние оттенки рыжеватого цвета. Ранний осенний час примет мутное изображение и это прохладное, неясно - серое утро, недавно начавшееся, обрывается боковыми зрительными ограничениями окна. Из окна оно похоже на широкую, залежавшуюся мятую простыню, которая после ночи скомкалась по краям.
Эти утренние мятые простыни с запахом нового дня, с запахом свежеиспечённых булочек и утреннего кофе, с запахом мужских и женских тел, их дешёвых и дорогих духов. Женщина встаёт и мужчина собирается проводить её. Через минуту дверь квартиры разделит их по разные стороны, как день разделяет уход женщины до дружных плевков света голых, кривых фонарей. А потом снова будут короткие ночи, сентябрьские рассветы и мятые простыни.