Слова страшнее пули из свинца
Рванули грудь, и ноги будто вата:
"Она тебя до самого конца
ждала в больничной маленькой палате"
В кругах высоких, вес имел и чин.
Исколесил и облетел полмира.
С вокзала, у соседки взяв ключи,
Вошёл в пустую, стылую квартиру.
Здесь бабушка любимая жила.
О нас молилась, отводя ненастья.
Был полон дом уюта и тепла,
В нём даже пахло радостью и счастьем.
Она была наивной и родной.
Как много в ней любви, добра и света!
И доверял лишь бабушке одной
Я все свои мальчишечьи секреты.
Здесь часто оставался на ночлег.
Расскажет мне, присев тихонько с краю,
Что для неё я главный человек
И надо мною ангелы летают.
И для меня хлопочет пироги
В поношенном халате из фланельки,
А ухожу - положит в сапоги,
Согрев руками, тёпленькие стельки.
И, провожая вечером домой,
Она мне вслед смотрела из окошка,
А я ответно, ей махал рукой
И рожицы ей корчил понарошку.
Но, подрастая, реже навещал.
Другие появлялись интересы.
И больше ей в окошко не махал,
Хоть знал: глядит, откинув занавеску.
Усталые глаза, в которых грусть,
Видавшие и горе, и обиды,
С надеждой долго ждут, что обернусь,
Пока совсем не скроюсь я из виду.
Делиться новостями не хотел,
на все расспросы повышая голос...
И...то ли я уже душой черствел,
То ли виною переходный возраст.
Немым укором на столе лежит,
Заботливо завёрнута в газетку,
И новой болью душу бередит
Сберкнижка, мне вручённая соседкой.
В ней для меня хранился каждый рубль!
Я - миллионы тратил на любовниц!
Как жаль, что невозможен жизни дубль.
Не миновать в раскаяньях бессонниц.
Не бесконечен нашей жизни срок.
Я спохватился, видно, слишком поздно.
Тепла родного дома не берёг,
А своего гнезда так и не создал.
И жил, забыв про маму и отца.
У бабушки в шкафу - всё то же платье...
Она ж меня, до самого конца,
ЖДАЛА!!! В больничной маленькой палате.
В отчаянье, до боли сжав виски,
На старенькой расшатанной кровати
Я зарыдал дурниной от тоски,
Уткнувшись во фланелевый халатик.