Как там говорилось у нас на улицах?
"Дым косяка вздыхай первей для друга,
Дым сигарет - вторым."
Но спичка черенка потухла,
И сигарета - богохульница,
Ходит по чужим губам, рукам
Дыряво-бесполезно золотым.
И мне бы склониться, ссутулиться,
Выхватить яд от тонкой твоей губы.
Преклоняться синюшным кругам,
Из-за которых не сплю я сутки,
Ведь ночи с тобой красны,
Минуты без тебя скупы,
И поцелуи чужие сухи.
И черный грифель в тени плутал,
И в рассвете нежен, будто чуткий,
Помутнял наши с тобой рассудки,
Расковывал пересуды и предрассудки.
А на восходящем луче всегда так мал
Огонь черенка. И утром грядущий день
Наступал на нас, громадно жуткий.
Но ночь, как нечто ошибочное,
судьбоносное,
Стоит увидеть тебя по-новой,
И сам я - что-то победосное,
Каменной хваткой бардовой
Схваченный и проколотый
Насквозь копьём
Снова.
Не ожидать бы ни божьего грозного слова,
Чтобы судьбою не был я словлен и сломан,
Ни быть жертвой никчемно морского улова,
В бушующих волнах Земного дома.
Ведь ты меня ни ловил, ни искал, ни даже жаждал,
Не трепыхал в мечтах и подобных никогда не ждал,
Носил только у виска болью в дробильных частях,
В кошмарных, глухих битах
Бушующий мой запал.
Чтобы слышать в спиртных вечерах,
Бок о бок почти сидя, о всех именах,
Которые когда-либо, сбивая себя
С истинного пути, я слышал
На свой риск и страх.
Ты мне ни друг, ни враг, ни мой отец и брат,
Ты - дороги, в которых я плутал,
И путь, долго который я так искал.
Ты мне ровестником - раз в сотню старше,
И когда прикасаюсь по утру к твоим устам,
Шепчу себе, не возраст ли людей всех краше?
Нас не изменить,
в каких бы ни были апартаментах,
И как-бы не тратились в букетах
В попытках найти себе жену, о нет,
Ни в любых моментах,
Перечитанных сонетах,
Исписанных письмом текстах
Не найти ответ.
Без меня ты вкушал бы жизнь,
Но не чувствовал иного вкуса.
Без тебя я же просто не смог
Чувства в себе разгрызть,
Находя всегда лишь труса.
Как говорили у нас родители?
"Человека судят по обувке".
В моих крылатых кроссовках
Меня не услышат ни одни жители.
Однако у тебя достойней задумки,
Ибо громкий стук черных туфель
Говорит о том, что врагов
нужно встречать
лицом к дулу.
И я не ангел твой, не спасительный крест,
Я людьми неизведанный хищный лес.
И стань мы богами, ведь я, хитрец,
Безоговорочно стал бы Гермес.
А ты, имеющий судьбоносный вес,
Громом сжигающий мой чёрный лес,
Однозначно, ужасно,
не более чем важно,
Зевс.
Но по обуви нас не встречают.
Нас видят по проженным глазам,
По безумным, мудреным годам;
Полные лжи, потерь, любовных драм,
замашек звериных, человеческих ран.
Окрасит тебя монументальный стан,
Меня - балисонг и уличный дар.
Нас я не видел ни в фильмах, ни книгах,
в театрах и пьесах, ни даже намёк и признак.
Мне не нужны ни призы, ни идеи, ни жизни
Других и другие. Все, что мне нужно -
видеть, дышать, тебе внимать,
Подкуривая, целовать.
Как говорили люди?
Теперь
Плевать.