Петровна сидит на нагретом крылечке,
и, щурясь от солнца, ругает судьбу.
Сын Ванька и внук убежали на речку,
невестка в колечках (ну, чисто, овечка)
в мобильник в беседке бубнит «бу-бу-бу».
А бедной Петровне опять копошиться
(у внучек-близняшек на днях выпускной) -
пельмешек наляпать, сварганить ушицы,
селёдки нарезать с лучком и горчицей,
и мужа-гуляку дождаться домой…
Уехали внучки. Всплакнув на вокзале,
Петровна им долго махала вослед
и, сидя потом на крылечке в печали,
всё думала: - Внучки вернутся едва ли,
пускай бы им выпал счастливый билет.
И выпал. Которой из них, я не знаю:
в студента влюбилась одна из сестёр.
Конечно, квартирка у них небольшая,
и ездят они в институт на трамвае,
но глазки блестят, и сыночек растёт.
Другая живёт с олигархом в хоромах,
привыкла к тому, что она – госпожа,
вот только, бедняжка, «сидит» на гормонах,
тупеет от жизни, похожей на кому,
зато сколько гонора и куража!
Не видятся сёстры, не знаются больше -
студент не пришёлся (увы!) ко двору…
А там, где над крышей Медведицы ковшик,
Петровна грустит и вздыхает всё горше:
- А что, если я понарошку помру?
С мужьями съезжаются в трауре внучки,
сын Ванька, невестка кудрявая, внук,
и правнук, уставший с дороги, канючит.
И – вот тебе на! - по ступенькам скрипучим
Петровна идёт или, может быть, глюк?
Жива! На столе - бутерброды с колбаской,
селёдка под шубой, с капустой пирог…
И всем почему-то становится ясно,
что многое сделано в жизни напрасно,
что всё безвозвратно,
что короток срок.