(Братьям из БЕРСЕРКА. Невольным жителям «пластилиновой горы»)
В горах под Энгеноем, Беноем, Центороем
Там, где лежит глубокий на сердце раной след,
В разгаре перед боем, в запаре перед строем
Не знали мы с тобою, придёт ли наш рассвет.
Туман стелился пухом. Туман ложился брюхом
Предательски, старухой с костлявою рукой!
И мы, всё веря в пруху, и в жизнь свою - проруху
Всей яростью на духов, всё хаялись с тобой.
Изрезаны дождями, разорваны шипами,
Истерзанные вшами на глиняной горе…
И там под Саясаном, и там над Саясаном
Мечтал о встрече с мамой на розовой заре.
Уходят в темень группы. И раз в неделю трупы.
Молоденькие трупы прореживают строй.
А нам кричали: «Глупо!» А нам плевали: «Тупо!»
А мы всё ждали утро над глиняной горой.
Рельеф такой зелёный, и пот такой солёный,
И офицер холёный транзитом с Ханкалы…
А мы держали стоны, в себе давили стоны,
Карабкаясь на склоны чужого Гордали.
И уходили роты, наигрывая ноты,
Подкидывая ноты подствольным духовым.
И вышел срок охоты, ах, как домой охота,
Но держит, держит что-то на глиняной пыли.
Прощайте, горы глины. Прощайте вы, равнины!
Прощайте нас, старшины, солдаты – пацаны…
Уходим мы на время, ведь это - наше бремя,
Ведь это - наше время! Мы - пленники войны!