Конец XIII – начало XIV веков. Северная Индия. Иран.
Восточная легенда
«О, лотос глаз моих,
О, повелитель сна,
Я в клетке золотой
Огню любви верна».
Из песни Шахне
1. Похищение
О древний север Синда !
Как шумны и многолики
Города твои!
Певуч прекрасный хинди,
И на нем,
Наверное, сам Кришна
Молвил: ОМ .
Но наступили злые времена,
Угасла в душах вера,
И страна
Досталась нечестивцам на обед,
Однако, от Судьбы
Спасенья нет.
Огонь и меч прошелся по земле,
Мечети стали выситься везде…
Язык священный глуше зазвучал,
Когда раздался зов: «Аллах Акбар !»
Но в доме у советника раджи
Жила Шахне, не ведая вражды.
Ее Судьба известна ей с тех пор,
Как слышала отцовский разговор
О том, что славно быть женой раджи
И разделить с ним негу и костер .
Ее душа скорбела. Но для всех:
Закон един, а противленье – грех.
Но как-то по дороге в старый храм
К ней, видимо, явился Кама сам
В обличье юноши, носящего кабу ,
И встретились их взоры на беду.
Шахне вернулась в дом с больной душой,
А юноша забыл, что есть покой.
От слез, казалось, высохнут глаза,
Но предрассудки смоет ли слеза?
Ждать милости небесной от людей –
Одно и тоже, что дразнить зверей.
Брак не допустит кастовый совет,
Проси хоть Шива , но ответят: НЕТ.
Шахне не будет куклой в их руках,
Уж лучше смерть, чем жизнь в глухих стенах!
И вьется мысли огненная нить:
«Любовь одна, мне без нее не жить,
И, чтоб сердца ее познали власть,
Он должен меня попросту украсть».
А в это время, но в другом дому,
Вторил влюбленный думой: «Быть тому,
Что нам во тьме Аллах предначертал,
Раздув взаимной склонности пожар.
Я от нее во век не отступлю –
Добром не взять, так, значит, - украду».
Вот снова праздник. Снова путь во храм.
На улицах цветастых шум и гам.
Торговцы манят в лавки, а факир
Послушной коброй удивляет мир,
Сидит садху почтенный на земле,
Воришки ловко рыскают в толпе,
И все куда-то движутся, идут…
И лишь влюбленный тихо тут, как тут,
На месте первой встречи их стоит,
Как будто первозданный монолит.
Ее носилки показались вдруг –
Он превратился в зрение и слух.
Вот из-за штор упал к его ногам
Пустой орех, скрепленный по бокам,
А в нем колечко с локоном лежит:
«Похить меня», - как будто говорит.
И в голове тот час родится план.
Хвала Аллаху, смертным разум дан!
«Я оседлаю лучшего коня,
Аллах свидетель, медлить здесь нельзя!
Паломничества к Ганге близок час –
Он свят для них и выгоден для нас.
Двух младших братьев я возьму с собой:
Ватага шудр - забава, а не бой.
Ее подхватим и ускачем прочь,
Аллах подскажет – будет день иль ночь.
А после за высокою стеной
Мулла объявит нас супружеской четой,
И тот час мы покинем этот край:
Она одна, земли – хоть отбавляй!»
А в это время думала Шахне:
«Я сделала все то, что можно мне.
Уж если любит, то найдет, как взять.
Мне остается лишь покорно ждать.
Паломничества к Ганге близок час:
Для нас он свят, для них он – не указ.
Не будет мига лучше, чем тогда,
Чтоб нас связала верности звезда».
Так думы их влюбленные текли,
Сплетаясь у назначенной зари.
И вот настал тот долгожданный день,
Еще рассветная на всем лежала тень,
Но уж Шахне зашла в домашний храм,
Чтоб вознести моление богам
О нужном ей свершении пути,
О счастье, что, быть может, впереди.
Потом отца гирляндою цветов
Украсила взамен прощальных слов…
В носилки села с матерью своей,
Чтоб скрытой быть от взоров злых людей,
И понесли их шудры, не спеша,
Чтобы от скверн очистилась душа
В священной Ганге, вечно молодой…
И слились тут же с пестрою толпой.
Уже вторые сутки по холмам
Они идут к заветным берегам…
Вдруг сумерки прорезал стук копыт…
Шахне вся встрепенулась и дрожит,
Ей сердце подсказало: это он!
А там, за шторами возня и чей-то стон…
Потом вдруг резкий о землю толчок…
«Да, это он – ее кумир и бог!!!»
- Эй, там, Али, поосторожней, брат!
Я сам возьму души своей брильянт.
И вот Шахне уже в его руках…
Рыдает мать. Но лишь отступит страх,
Она по-матерински дочь поймет,
Ведь счастья ей раджа не принесет,
А с дерзким похитителем она,
Быть может, будет счастлива сполна!
Что женщине вражда царей и вер???
Что ей до каст, сословий, громких дел???
Ей царь – возлюбленный, и храм – его чертог,
И лишь любовь – ее Всевышний Бог!
А в это время Мустафа скакал
С возлюбленной своей средь черных скал.
Его два брата путь хранили их…
А воздух был горяч, пахуч и тих.
- О свет моих измученных очей!
О сладкое дыхание ночей!
Шахне, скажи, смогла б ты для меня
Принять душой Аллаха? Ла Илля !
- О господин, о повелитель мой!
Я обошла закон земли родной,
Нарушив дхарму рода своего,
И у меня нет больше никого –
Лишь ты один, о лотос дум и грез,
Поэтому мне странен твой вопрос.
По доброй воле я – твоя раба
И радостно приму, что даст Судьба.
- О, нет! Ты не раба – царица ты!
Моею станешь лишь в правах жены.
За стенами высокими мулла
Освятит брак наш честный. Ла Илля!
И тут же в новый путь ускачем мы,
Спасаясь от обычаев страны,
Которые опасны для тебя,
Любовь моя, звезда моя, заря!!!
Пока они друг другу так клялись,
Как южный ветер лошади неслись,
И, наконец, жилище Мустафы
Их приняло из рук кромешной тьмы.
Неделю посвящал Шахне мулла
В премудрости Корана . Ла Илля!
Потом она душой вошла в ислам –
Самим Аллахом смертным выбор дан.
И через три, безумно длинных дня
Влюбленных усадили у огня,
И брачный совершил мулла обряд,
Путь открывая в сказочный Багдад.
На углях догорающей зари
С четой простился средний брат Али,
А младший брат, Назир, в дорогу дал
Два амулета и один кинжал.
Мать Мустафы благословила их
На счастье вдалеке от стен родных,
И в путь далекий тронулись они
Надежд любовных до краев полны.
Коня гнал Мустафа ночь напролет
Туда, где месть раджи их не найдет.
И на рассвете кров нашли они
В селении на две иль три семьи.
Шахне буквально падала без сил,
И Мустафа огонь любви смирил.
Казалось им, что вечность впереди…
Но много бед в карманах у Судьбы!
Кто знал, что в тех местах ватага есть,
Крадущая, как жен, так и невест
В гаремы для услад земных владык???
Кто знал, того сей ужас не постиг!!!
Шахне проснулась в полдень и пошла,
Как облако, бесшумна и светла,
Взглянуть – довольно ль корма и питья
У их лихого рыжего коня…
Вдруг кто-то ей зажал рукою рот
И выволок из отпертых ворот.
А некто в маске следом вел коня…
Но конь заржал, как будто говоря:
«Проснись, хозяин, страшная беда!
Спасай Шахне! Беги скорей сюда!»
И Мустафа проснулся и кинжал
Схватил и за ворота побежал…
Но было поздно. О злосчастный рок!
Уж караван грабителей далек…
И в исступленье Мустафа кричал:
«Шахне, Шахне! Мой драгоценный лал !!!»
Последнее, что слышала Шахне…
В просторном паланкине , как в тюрьме, -
И слезы горькие из глаз ее текли
И превращались в песню о любви.
«О мой возлюбленный! О скорбь моей души!
Забыть Шахне в разлуке не спеши!
В моей груди кровь воинов течет,
Меня никто своей не назовет –
Лишь ты, Судьбой мне данный властелин,
В едином сердце – ты навек един».
Неслышно шел по тропам караван
В богатый и цветущий Хорасан .
Шахне никто не трогал, как товар,
Чтоб тот в цене случайно не упал.
И длился долгий-долгий скорбный путь
Из счастия - в гарем к кому-нибудь.
2. В гареме
- Склони свой слух, владыка всех владык,
К тому, кому доверил твой язык
Желание иметь в своем саду
Цветок из Синда в будущем году.
Год этот наступил, и две луны
Уже тревожили твои благие сны…
Но за терпение, всемилостивый шах,
Цветок из Синда ниспослал Аллах.
Я лобызаю прах твоих следов,
Будь щедр с рабом, вернейшим из рабов.
- Не испытуй терпения, Саид,
Цветы везде для нас Аллах растит.
И, чтобы щедрой сделалась рука,
Глаза должны их видеть, мой слуга.
Саид в ладони хлопнул, и товар
Ввели сообщники в роскошный будуар.
Шахне стояла молча, только шах
Привстал и молвил: «Да, велик Аллах!»
И лишь потом:
- Лал синдовой земли,
Чего ты хочешь, смело прикажи.
- Хочу на волю. Сжалься – отпусти!
Меня похитили, от мужа увезли.
Его люблю я, он владыка мой,
Ему я клялась верной быть женой.
Тут шах вскочил:
- Так сей цветок - колюч!
На – хлеб и воду, без всего, под ключ!
Шахне два евнуха тот час уволокли,
А шах продолжил со слугой торги…
Пустынна комната с соломой на полу…
- Что ж, лучше здесь, чем золотом аду.
Они хотят меня сломать… Но нет и нет!
Лишь мой возлюбленный – единственный мой свет.
И песня полилась сама собой,
Она была молитвой и слезой:
«О, защити меня, Великий Бог!
Мой муж бы защитил, но он далек.
Пусть будут голод, холод, темнота –
Да только, чтоб осталась я чиста
Перед любимым и перед Тобой,
О, защити меня могучею Рукой!
Я сердцем знаю, о, Великий Бог, -
Ты скверну выдумать подобную не мог.
То дэвы алчные в обличие людей
Торгуют женами, как утварью своей,
Лелея в золоте телесный свой порок,
О, защити меня, Всемилостивый Бог!»
И долгий срок никто к ней не входил,
Лишь евнух воду с хлебом приносил.
И вот в один из беспросветных дней
К ней стол внесли со множеством затей…
Там был фрукты, сладости, вино
(Хотя Аллах пить запретил его).
И первый был порыв - скорее есть,
Но сердце молвило: «А как же стыд и честь?»
Шахне отворотилась от стола
И – евнуху:
- Я буду голодна.
А господину своему скажи,
Что лучше смерть, чем жизнь на ложе лжи.
И снова потянулись вечера
В кромешной тьме во сне, как и без сна.
Но вот опять приносит евнух стол,
На нем наряд роскошный и убор,
Каменья драгоценные горят…
- Нет, убери! Мне лучше выпить яд.
Убрали искус, а за ним – второй –
Опять голодную хотят сломить едой.
Но:
- Нет и нет, и нет! Мне умирать,
Мучителю уже недолго ждать, -
Шахне сказала, и закрылась дверь.
И думает она: «Ну, вот теперь
К насилью может обратиться шах…»
И душу обнял леденящий страх.
И снова песня полилась рекой:
«Спаси меня, Аллах, своей Рукой!
Помочь мне можешь только Ты один,
Ведь Ты Судьбы всесильный господин!»
День уходил, и новый длился день.
Шахне была ужу совсем, как тень…
И вот в один из долгих вечеров
Рабынь впустил к ней евнух, и без слов
Они ее в порядок привели
И за собой бесшумно увлекли.
Шахне плелась и думала: «Вот то,
Чего боялась я уже давно!
Пусть над моим позором властен шах,
Но, к счастью, смерть всегда в моих руках».
И привели ее в просторный зал –
Шах с женами своими пировал,
И – на нее уставив липкий взгляд:
- Цветок из Синда, что ж так нищ наряд?
И почему поблекло вдруг лицо?
- Достопочтенный, видно, отцвело.
- Тебя я приказал сюда позвать,
Чтоб знала ты, что можешь потерять.
- О, шах! Возможно ль в жизни потерять
То, что не хочешь даже обретать???
- О, женщина, молчи! Не знаешь ты,
И потому не хочешь обрести.
Тебе я повелел сейчас здесь быть,
Чтоб ты могла на радости воззрить.
Разделишь с нами их, когда поймешь,
Сколько услад для тела в них найдешь.
- О, шах! Оставь надежду навсегда.
Тобой я куплена, как жалкая раба,
Ты можешь силу применить ко мне,
Но мир покинуть властен дух Шахне.
- Молчи, несчастная, и с нами ешь и пей,
А коль не хочешь, издали глазей!
Шахне лицо сокрыла в тень чадры
И села на подушку у стены.
Нестройный шум веселья оглушал.
Казалось, от стыда зарделся зал.
Сначала пили красное вино,
Хотя Аллах и запретил его.
Потом рабыни стали танцевать
И наготою шаха ублажать.
И каждая б хотела с ним возлечь,
Язык движений заменял им речь.
Небрежным жестом шах избрал двух жен,
И был на ложе ими возведен.
Троих в безумной пляске мяла страсть,
А тел завистливых чреда вокруг вилась –
В их взорах жадных виден был вопрос:
Когда ж и нам кивнет его фаллос?
И лишь Шахне сидела вне утех,
Безмолвная, как гималайский снег.
Она родных припомнила богов
И к ним взывала сердцем, но без слов:
«О, Кали-Шива , ну, когда же вы
Станцуете над этим миром тьмы?
Пускай, и я погибну вместе с ним,
Но, истинно, сей мир - невыносим!
Уж если для меня зловонен он,
То, как же вам он гадок и смешон!!!
О, Кали-Шива! В зареве огня
Здесь попраны законы Бытия:
Кем движет алчность, кем владеет страсть,
Кого уродует традиций глупых власть –
Все, что угодно, - лишь бы зов души
Был похоронен в роскоши и лжи!
О, Кали-Шива! Ну, когда же вы
Станцуете над этим миром тьмы???»
Когда окончилось круговращенье тел,
И шах полулежал-полусидел
В объятиях змеистых смуглых рук,
К Шахне он едко обратился вслух:
- Цветок из Синда, что же ты дрожишь?
Небось, в огне желания горишь?
- Нет, шах, то не желание горит,
То омерзенье по спине бежит
И холодом окутывает стан…
Любимый муж Судьбою был мне дан –
Меня его лишили… И теперь
В чертоги смерти я открою дверь,
Как только ты, достопочтенный шах,
Быть возжелаешь у меня в мужьях.
Тут шах вскочил от гнева красный весь,
Он позабыл приличия и честь:
- Это – шайтан ! Не женщина – шайтан!
Я покажу ей, кто кому был дан!
Иссечь ее плетьми – да поскорей!
Но лишь следов не оставлять на ней
(Еще надеемся мы вместе с нею быть
И дерзкую к покорности склонить).
Шахне буквально выволокли вон
На внутренний узорчатый балкон,
И евнух стал стегать ее плетьми…
Шахне сцепила зубы и – ни-ни…
Лишь свист плетей вдоль резал тишину…
И шах подумал, видимо: «Взгляну.
Быть может, раб ослушаться посмел???»
Но раб все делал так, как шах велел –
Лишь женщина безмолвною была…
Она терпела все. Она могла!
- Ну, ладно. Хватит. Пользы никакой!
Веди ее обратно и умой.
Да уж смотри во все глаза за ней:
За жизнь ее – расплатишься своей.
Шахне была избита, но светла –
Ее Судьба и в этот раз спасла
От участи позорной и пустой:
Быть Шаховой игрушкою немой.
И вновь сквозь пальцы утекали дни
Наедине с любовью без любви.
Но безысходность – меньшее из зол,
Когда противовес ее позор.
Со временем сошли следы плетей,
И евнух вновь пустил прислужниц к ней.
Они Шахне шептали:
- Ты смирись,
Ведь невозможно переделать жизнь.
Ее же мысли были о другом:
«Что ждет сейчас, и будет что потом?»
Сегодня шах ее встречал один,
Как милостиво-нежный господин:
- Скажи, чего ты хочешь, грусть моя?
Забудь на миг, что любишь не меня.
Ты будешь лучшей розою моей,
Взлелеянной вне пагубных страстей.
- О, шах! Шахне не надо убеждать,
Не властна я любовь тебе отдать
И не хочу во веки забывать
Того, кому могла принадлежать.
- Несчастная! Ведь тот, ради кого
Ты отвергаешь шаха, далеко
И, может быть, забыл тебя давно…
Ты для него разлитое вино.
Ведь ни один мужчина никогда
Не станет думать, что жена верна,
Бессменно находясь в чужих руках.
- Быть может, так… Но ты не прав, о, шах,
Коль речь идет о подлинной любви.
Вошедши в грудь, она живет в груди –
Изгнать ее оттуда не дано, -
Закупорено ль, пролито вино.
- Молчи, о, женщина! От споров я устал, -
И резким жестом он ее обнял…
Но иногда без туч бывает гром!
Шахне его ударила локтем,
Оставила ногтями на щеке
Воспоминанья о своей руке
И выдохнула:
- Ну, же! Убивай!
И после мной сполна располагай!
Шах покраснел, как спелый помидор,
Рабов позвал и крикнул приговор:
- Это не гурия, а бешенный шайтан!
Но каждому на свете выбор дан.
Не хочет быть любимою женой,
Так станет самой низкою рабой.
Отныне нам прислуживать она
У ложа брачного навек осуждена.
Не хочет быть обласканной, так пусть
Страданием развевает грусть!
Сейчас же с глаз негодную долой!
Уж укрощу я нрав ее лихой!
И евнухи Шахне уволокли
В дни унижений, в тягостные дни.
- Эй, там, Шахне, подай нам пиалу!
- Пошевелись, омой мою жену!
Она от ласк уже изнемогла…
- Нерасторопная, скорей овей тела!
Иль опахало тяжело держать?
- Эй, мускусом нам окури кровать!
Безмолвствовала гордая Шахне
Под градом унижений, как во сне.
Ей отвращенье, словно червь, изгрызло грудь,
И крепла мысль в незримое шагнуть.
Но, чтобы не придумала она,
Тот час же нарушалась тишина,
И евнух мрачный перед ней стоял…
Был отнят им и пояс, и кинжал.
Прошло, Аллах весть, сколько горьких дней,
И вдруг в ночной тиши явилась к ней
Любимая из многих шахских жен…
Ее упрек был странен и смешон:
- Скажи, чего ты хочешь от него?
Неужто ты не видишь ничего???
- Я слышу только унижений град
И вижу лишь разнузданности чад.
- Безумная! И в развлеченьях он
Одной тобой всецело поглощен.
Он думает лишь, как тебя задеть
И как твоим вниманьем завладеть!
А я? А мы?.. О горестнейший рок!
Лишь куклы у его великих ног…
Он дергает нас, чтоб тебя дразнить,
И выбросит, как только ты дашь пить
Ему любовь из сердца своего…
- Не бойся этого. Я не люблю его.
Он жизнь разрушил мне, и боль простить
Я не смогу, покуда буду жить.
- Уж, видно, рок привел тебя сюда,
Чтоб Фериза несчастною была,
Все время помня, что ее раба –
Его души ярчайшая звезда!
Что он в тебе красивого нашел?
Таких, как ты, куда не кинешь взор, -
Везде полно! Смотри и выбирай…
- Мне шахом был земной обещан рай…
И вот я вижу зеркало его…
Как в нем неинтересно и темно! –
Шахне сказала, глядя ей в глаза, -
В моем аду жить лучше Фериза.
Из рая твоего спасенья нет:
Не я – другая будет застить свет.
Из ада моего есть два пути:
В небытие и к мужу… Остуди
Ревнивый пыл и помоги бежать.
- Безумная! Тебя начнут искать.
Потом найдут, казнят – и песня вся!
- Та песня не твоя, о, Фериза!
Ты хочешь от соперницы спастись?
Так за свою любовь сейчас борись,
А я сражаться буду за свою…
- Скажи, в чем помощь видишь ты мою?
- Послушай! Есть ли кто-то, кто бы мог
Покинуть сей невольничий чертог
И предан был тебе бы, Фериза???
- Конечно, есть! То евнух мой – Мусса.
Он сам не сможет, он при мне и стар,
Но у него есть младший брат Омар,
Который жизнь ведет не при дворе,
И волен мир объехать на коне.
- Теперь вникай во все слова мои.
У мужа моего есть брат Али
И брат второй – зовут его Назир, -
Да ниспошлет аллах их дому мир!
В столице Синда скромный их приют.
Они возлюбленному весть передадут
О том, где спрятана от глаз его Шахне,
О том, что ждет, как велено жене.
Я на ладони нарисую хной
Узор любви сама своей рукой
И наложу ладонь на белый шелк…
И если вестник свой исполнит долг,
Спасут Шахне из клетки золотой,
И станет шах, как прежде, только твой.
- Прекрасен дерзкий умысел, Шахне!
Я сделаю все то, что должно мне.
Мусса нам предан, брат его – за ним.
Все будет так, как мы того хотим!
Я завтра в ночь опять к тебе приду
И белый шелк с рисунком заберу.
И Фериза, бесшумная, как тень,
Поднявшись быстро, выскользнула в дверь.
Глаза Шахне надеждою зажглись:
Ей Мустафа опять подарит жизнь!
3. Побег
Отправила Омара Фериза,
При шахе же была с рабыней зла,
Чтобы никто не заподозрил их
В каком-то умысле, связующем двоих.
Тянулись дни и ночи колесом,
Объяв Шахне тревожным полусном:
«А вдруг забыл? А вдруг женился вновь?
Но нет! Сильна была его любовь!
Вдруг вестник не доскачет? Мало ль что?!
Есть сто причин и обстоятельств сто.
Но, нет, он должен, должен доскакать!
Мне надо тихо, терпеливо ждать».
И, наконец, раз ночью Фериза
Бесшумной тенью снова к ней вошла:
- Благодари Аллаха! Муж твой здесь.
Он сохранил любовь к тебе и честь.
Шахне вскочила, изменяясь в лице…
- Спокойна будь, ведь он не во дворце!
Он у Омара стол нашел и кров.
С ним братья меньшие. Наш дерзкий план готов.
Теперь моим словам с умом внемли –
До ночи полнолуния дня три.
Я принесла с собою простыней –
Свяжи из них веревку в сто локтей,
Да так, чтоб евнух не заметил твой –
Он за тебя ответит головой.
Сейчас шах занят, не до жен ему, -
Систан готовит новую войну.
Мусса усадит евнухов за стол,
Лишь третье солнце скатится в подол.
Я буду с женами беспечно пировать,
А ты прислужниц будешь угощать.
Вот снадобье коварное, оно
В глубокий сон всех погрузить должно.
Когда наступит ночь, насыпь его
В рубиновое терпкое вино –
Мы точно так же сделаем с Муссой,
Когда Земля обнимется с Луной.
Твой муж и братья младшие должны
Расправиться со стражей у стены.
Два раза в ночь меняют караул:
На первой страже надо, чтоб уснул
Гарем весь безмятежным крепким сном,
А на второй мы выйдем на балкон,
К стене наружной очень близок он.
Решетку подпилил уже Мусса
Так, чтоб ничьи не видели глаза.
Останется канат из простыней
Нам привязать, как можно по плотней,
К широкой перекладине перил
И перебросить ловко в вольный мир,
Туда, где ждет возлюбленный тебя.
Канат держать он станет, и тогда
Ты двинешься вперед… И пусть Аллах
Тебя хранит и прочь изгонит страх!
- Благодарю тебя, о, Фериза.
Хорош твой план. Теперь никак нельзя
Его испортить промахом лихим.
Все должно быть, как мы того хотим.
И так свершилось.
Медленно Шахне
За локтем локоть двигалась к стене…
Все замерли. Звенела тишина.
Над бездною Шахне была одна.
И - узел за узлом – ползла вперед…
Казалось ей – огромный звездный свод
Поддерживает равновесье тел…
Еще чуть-чуть… И будет взят барьер!
Вот, наконец, заветная стена…
Шахне на ней хоть дух перевела!
От высоты хмелела голова,
Исчезли напрочь чувства и слова.
Теперь спуск вниз…
Еще совсем чуть-чуть,
И ей возлюбленный подарит новый путь…
Огнем жгло руки, и казалось ей,
Что силы кончились, лишь звездный сонм лучей
Оплел незримо пальцы и канат
Так, что они разлуки уж хотят,
Да расставанье не под силу им…
- Шахне! Моя Шахне! Скорей! Бежим!
Все было быстро, будто бы во сне:
Уже влюбленные несутся на коне,
За ними – братьев верных тени две –
Вперед, навстречу утренней звезде.
Остался спящий город позади,
Отпризывал к молитве муэдзин…
- Скорей! Скорей! Пока погони нет…
К горам успеть, чтобы запутать след.
Шахне, как лист, прижалась к Мустафе,
Она была как будто не в себе:
Кошмар неволи разлетелся в прах –
С ней вновь любимый… О Акбар Аллах!
Рассвет зажегся на верхушках гор,
Уж зубчатый их близок был забор…
И вдруг – Али:
- Погони слышен шум!
Разделимся. Пусть скачут наобум!
И лишь тогда заметила Шахне
У братьев двух по свертку на коне.
Издалека нетрудно их принять
За женщину…
За кем тогда скакать?
Предусмотрительность – не лишний груз в беде,
И ей была восхищена Шахне.
И, выбрав миг, когда их видеть мог
Преследователь с головы до ног,
Три брата разлетелись – кто куда.
Пусть думают с кем беглая раба!!!
Все круче изгибалась вверх тропа,
Сошел с коня покорно Мустафа,
В седле оставив лишь свою Шахне.
Устали все и пить хотели все.
Но отдых был еще опасен здесь,
Еще гналась за ними шаха месть.
Конь еле шел, ведь он – не человек –
Упорством воли не умел длить бег.
И вот уже на новой крутизне
Сошла с коня на землю и Шахне.
А путь все круче… Тяжело дышать.
Слов нет. Им резвых мыслей не догнать:
«Погоня далеко ль?.. Назир… Али…
Настигли их, или они ушли???»
Тут конь вдруг оступился и заржал
И в синей бездне с грохотом пропал.
И лишь тогда Шахне и Мустафа,
Обнявшись, зарыдали…
Что слова
Перед суровым приговором гор???
В руках Судьбы все люди – жалкий сор!
- Сокровище моей больной души,
Вставай, Шахне, и дальше в путь пошли.
Коня, как ни рыдай, нам не вернуть,
А ночь близка, и негде отдохнуть.
- Ярчайшая звезда моих очей,
О, Мустафа, я столько горьких дней
Жила в неволе думой о тебе –
Мне грех пенять на тягости Судьбе.
Мы снова вместе. Пусть опасен путь,
Но легче ты встречал, хоть где-нибудь?
Здесь, в этом мире алчности и зла,
Там, где любовь, там - тернии всегда.
Все против нас: и шахи, и раджи,
Жрецы, родители, завистники, ханжи…
Любовь гонима здесь, запретна там…
То касты ей мешают, то - ислам…
То власть ее преследует, то – рок…
То молвь ее бесчестит, то – порок…
То нет приданного, то слишком мал калым…
За любящих, увы. Аллах один!
- Но в этом наше счастье, о мой лал!
Ведь лучше, чтоб Аллах нам помогал,
Чем раб его, слепой от гнева, шах!..
- Конечно, милый, лучше, чтоб Аллах…
Тропа петляла посреди камней…
Вдруг горная лужайка и ручей
Открылись утомленным взорам их,
Как брачные хоромы для двоих.
Густели тени. Ночь свое крыло
Уж опустила миру на чело.
Зухры сверкнул прекраснейший алмаз,
Как будто призывая на намаз.
А к диску серебристому Луны,
Казалось, только руку протяни,
И он тебе достанется навек…
Непостижим и чуден человек!
Он, словно небо, скрытое в земле,
Мерцает звездами, когда живет во тьме,
Но только солнце радости взойдет,
Он светел и прозрачен, - да не тот…
Исчезли мириады дивных звезд,
Из их лучей уже не сложишь мост
В события грядущих дней и лет…
- Возлюбленный! Ты – Солнца яркий свет,
А я сиянье ласковой Луны…
Нам друг без друга не приснятся сны,
И опустеют небо и земля…
Нам друг без друга в Вечности нельзя.
- Любовь моя! Ты – дар Аллаха мне.
Я весь горю от страсти, как в огне.
Но как речей твоих течет река,
Коль с шахом ты в плену была близка?
- О, Мустафа! Ты вырвал сердце мне.
Вопрос твой оскорбителен Шахне!
Но тайною одной владею я,
И эта тайна – девственность моя.
Мы не были близки, как муж с женой,
Ты благороден в доме был со мной.
Когда ж мулла свершил святой обряд,
Нам надо было срочно мчать в Багдад.
Усталость нас двоих валила с ног,
Когда ночлег нашелся средь дорог.
А по утру злосчастная Судьба
Разбила счастье на осколка два.
О том, как довелось в гареме жить,
Скажу потом. Сейчас хочу любить
И твой огонь познать под песнь ручья.
Нам друг без друга в Вечности нельзя.
- О лал бесценный сердца моего!
Прости безумца, не судя его.
Ведь если б знала ты, как я страдал
И безутешно скорой смерти ждал,
И если б зреть могла, что здесь, в груди,
Все ревность изорвала на куски!..
И он с рыданьями к ногам ее припал
И ступни, как святыню, целовал…
Шахне была в любовном полусне:
- Мой властелин, иди скорей ко мне!..
Их руки, словно языки костра,
В причудливых мерцаньях страсть сплела,
Друг друга губы поцелуем жгли,
Одежды, будто сами с плеч сползли…
И двое слились, словно две реки,
В один поток блаженства и тоски,
Несущийся из круга в новый круг
За грань незримую всех радостей и мук.
В мелодию срослись дыханья два –
Стихии чувств неведомы слова…
Когда ж рассвет объятья их разжал,
Казалось им, что мир у ног лежал.
Влюбленных стал баюкать сладкий сон,
Пока полуднем не был опален.
В ручье омывшись, звезды догонять –
Счастливые – они пошли опять.
И день угас, и жаркой ночь была…
А в новом дне уж вниз вилась тропа…
Погоня, видимо, осталась позади…
Жив ли Назир? И жив ли брат Али?
Голодные, в колючках и в пыли,
Шахне и Мустафа все шли и шли…
Для них стал крышею небесный свод,
И привечал их каждый поворот,
И пищей им служила лишь любовь…
Но людям на земле желанна кровь…
Сменились плавно горы на холмы –
Они вошли в предел родной страны,
В селеньях встречных находя ночлег…
Но как-то на рассвете, как на грех,
Лишь только тронулись они в дальнейший путь,
Пришлось им на обочину свернуть –
Рабы и шудры местного раджи
Под звуки труб взывали:
- Поспеши -
Дорогу дать владыке всех владык!!!
Пространство колыхал их шум и крик…
А сзади мерно шел огромный слон,
Нарядной конной свитой окружен.
Кто знал, что в свите той отец Шахне???
Он подскакал к слону и на копье
Подал записку в яркий паланкин,
В ответ кивнул небрежно властелин, -
И через миг Шахне и Мустафа
В арканах бились, как сайгака два.
Вновь затрубили трубы, и раджа
Стал говорить, кровавый суд верша:
- Вот дерзкий вор с блудницею вдвоем…
Она должна была войти в наш дом,
Но, слава Шиве, он хранит его –
Это подножье трона своего!!!
Ее отец несчастный с нами здесь…
Дочь недостойная семьи попрала честь –
Пусть он карает сам ее за блуд.
Над нечестивцем вовсе краток суд.
Наш приговор да будет возглашен:
Сейчас же кожу снять с него живьем!!!
И возопила бедная Шахне:
- Сдирайте мне! Сдирайте лучше мне!!!
Никто не слушал этот жуткий крик…
Выл Мустафа и рвался, и затих
С последним стоном:
- О, моя Шахне…
Она же в помутившемся уме
Тянулась к груде мяса пред собой
И называла это Мустафой…
- Эй, ты, блудница! Перестань орать!
Теперь уже тебе не убежать
От праведного гнева касты всей.
(Накинь, Раджнеш, аркан на шею ей!)
И новое рождение твое
Пусть будет проклято,
Где б ни было оно!
- Ты не отец, а злобный истукан!
Ты проклинаешь, а не Бхагаван !
К тебе вернется сделанное зло,
Ведь вертится Закона колесо !!!
- От блудницы подобные слова
Услышит Шива Огненный едва.
(Скачи, Раджнеш, покуда твердь земли
В пыль не сотрет бесчестие семьи!)
Сдавила шею жесткая петля.
Раджнеш стегнул горячего коня,
И тот помчался, унося Шахне
Куда-то вдаль по выжженной земле…
Ее душа взметнулась высоко
И видела, как волочилось то,
Что некогда в миру звалось «Шахне»…
Раджнеш скакал на взмыленном коне,
Пока не оторвалась голова
От красной груды…
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- Здравствуй. Мустафа!
Летим отсюда в светлый мир любви!
Летим скорей!
Ведь счастье впереди…
1. Синд – древнее и средневековое название Индии.
2. Кришна – один из основных богов индуистского пантеона, «правая рука» Брахмы, бог- созидатель.
3. ОМ – производное от АУМ, считается священным понятием, в переводе с санскрита – божественная, напитывающая весь космос сила, а так же - начало и конец Сущего.
4. Аллах Акбар! – Аллах велик!
5. Раджа – князь, царь – всегда принадлежит к касте кшатриев (воинов).
6. Имеется в виду древнеиндийский обычай Сати, согласно которому жена должна была окончить жизнь на погребальном костре мужа. В 1864 году Сати был принудительно отменен англичанами.
7. Кама – бог любви в индуистском пантеоне, созвучный древнегреческому Купидону.
8. Каба – вид верхней одежды, которым пользовались мусульмане.
9. Шива – один из основных богов индуистского пантеона, «левая рука» Брахмы – бог-разрушитель отживших форм, а так же покровитель йоги, отшельников и аскетов.
10.Садху – бродячий мудрец-аскет.
11. Шудры – каста слуг, одна из самых низших.
12. Ла Илля! – Славен Аллах! Слава аллаху!
13. Дхарма – закон, моральный долг. У каждого человека, рода, касты, страны по представлениям индусов своя дхарма, которую необходимо неукоснительно выполнять, чтобы улучшить свою судьбу и вырваться из круговорота рождений и смертей.
14. Мулла – магометанский священнослужитель.
15. Коран – священная книга мусульман, записанная по преданию пророком Мухаммедом со слов самого Аллаха.
16. Лал – рубин.
17. Паланкин – шатер, который укрепляли на спине верблюда или слона. Использовали для защиты от солнца знатных вельмож и женщин.
18. Хорасан – область на юге Ирана (Персии), в то время обладающая статусом государства.
19. Евнух – прислужник в гареме. Перед тем, как мужчина вступал в эту должность, его кастрировали.
20. Дэвы – в средневековой мифологии – духи ада.
21. Кали-Шива – Шива – разрушитель несовершенных устаревших форм, Кали – его небесная супруга, его шакти (сила), уничтожительница пороков. В молитвах и воззваниях эти имена было принято упоминать, как одно, потому что считалось, что обе ипостаси слиты воедино, и одна без другой проявиться не могут.
22. Шайтан – злой дух, демон.
23. Систан – область Персии, в то время имеющая статус государства.
24. Зухра – Венера, первая вечерняя звезда.
25. Новое рождение – имеется в виду Закон Реинкарнации. По представлениям индусов душа человека должна вернуться на Землю в новом теле. Процесс чередования жизни и смерти бесконечен.
26. Бхагаван – бог, верховное существо.
27. Колесо Закона – имеется в виду Закон Кармы (причинно-следственная связь), неразрывно связанный с Законом Реинкарнации. Согласно этому Закону воздаяние за содеянное неизбежно.