Я тебя так явно помню.
Не люблю, ни в коем разе, нет.
Но когда в квартире гаснет свет,
Ощущаю теплое дыханье (бред).
А когда скрипят чуть половицы,
Оборачиваюсь резко, жду тебя.
Раздраженно/нервно подол платья теребя,
Проклинаю все на свете и себя.
(Кажется, что я схожу с ума)
И когда я образ представляю твой,
Становлюсь сама, как ты, немой,
И мы пьем вино на брудершафт за упокой.
Если мне становится вдруг зябко,
Ты несешь безмолвно теплый плед,
Укрываешь (почему-то сам раздет).
Засыпаю, и размеренно твой тает силуэт.
Утро. Спешно открываю дверь.
Заботы, суматоха – будни – суета сует.
Уставшая под вечер, небрежно сняв берет,
Я в пустоту настойчиво шепчу «привет».
Тебя я вижу, ты пришел, ты любишь.
Чуть покачнулись на столе засохшие цветы.
И, пробуждая томные желанья и мечты,
Я верю, тленные мы возродим мосты.
Однако, тут иллюзия сменяется прозрением,
Все чувства преисполнены отчаянным презрением.
Мне прозаичность трудно было обрести,
И,
Возвращаясь в пустоши надежды,
Я знаю точно, не случится сон.
Он словно вечной пеленою окружен,
И никогда не претворится. *стон*
Я слышу голос, что зовет так глухо,
Как будто твой, но просит не о том.
Тут перепуталось в тумане все густом.
Прости за то, что сбудется потом.
. . . . . . . . . .
Темной ночью в ожиданьи солнца
Я покину мертвые места.
Вспоминая нежные твои уста,
Окажусь все там же – у моста.
Теплая слеза согреет сердце,
Медленно стекая по щеке.
Я увижу свет, плывущий вдалеке.
Утоплю сознание в реке.
Спотыкаясь, мелкой поступью шагаю.
Между рельсами поникшая трава.
И усталая склонилась голова,
Вечного покоя ожидая.