Прощание длиной два года
Живешь и живешь
Живешь и живешь.
Ко всему привыкаешь.
Сюрпризов не ждешь.
Почти все забываешь.
Плывешь по теченью.
Тебя гложут сомненья,
И ты засыпаешь.
Но бывают мгновенья –
Ты глаза открываешь,
И вдруг понимаешь,
Что что-то с тобою случилось,
И это тебе не приснилось
Что-то с тобою не так.
Что что-то сломалось
Испортилось, выпало в брак.
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Умоляю вас вскачь не лететь!
В. Высоцкий, 1972 год
Как медленно ползут и долго тянутся минуты.
И как же быстро катятся под гору
И исчезают навсегда года.
Не успеваешь оглянуться,
А жизнь почти совсем прошла.
Находки и потери.
Встречи и прощанья.
От первого и до последнего желанья.
От первого свидания
До мраморной плиты среди берез.
Везде одни лишь повторенья.
От сладкой радости до горьких слез.
Всю жизнь. Всегда.
Сегодня, завтра и вчера.
Подъемы, провалы и взлеты,паденья.
Нет гладкой дороги.
Одни перевалы кругом.
Сплошные подъемы и спуски,
То быстро взбираешься вверх,
То медленно падаешь вниз.
И нет у дороги конца, нет у нее и начала.
Всего лишь краткий промежуток –
Большие часы на стене и
И года, как движение стрелки секундной.
Щелчок, потом еще один, еще.
И назад невозможно вернуться.
Присесть, отдохнуть, оглянуться.
И себя невозможно понять,
И других до конца никогда не узнать
Но почему она так быстро скачет?
Кричу - замедли бег, не торопись.
Мы никуда не опоздаем.
Ведь там, куда мы держим путь,
Дверь никогда не закрывают.
Никто туда особенно не рвется -
Там никогда не всходит солнце,
Там тихо, пасмурно и в полумраке.
Там нет луны.
Там нет очередей.
Там нет скопления людей,
Там нет толпы,
И только надпись у дверей
«Проход – свободный и бесплатный».
Вечерняя, звенящая в ушах до боли,
Густая тишина.
Крутой обрыв,
Покрытый галькой пологий узкий берег.
И непрозрачная, едва дышащая вода.
Уходит в море солнце –
Умирает день.
Все. Конец. Не могу.
Я, молча, кричу.
Никому не могу докричаться.
Пора собираться.
С собой ничего не возьму.
Да там ничего и не надо.
Пустым я уйду
Из этого рая и ада.
Проходит осень
Проходит осень,
Почти забыто лето.
Еще не очень холодно,
И пусть не как в июле, но тепло.
Еще не очень поздно,
Но уже нельзя без света.
И на душе тоскливо, пасмурно, черно.
Жизнь приближается к концу -
Все опустилось в темноту.
Лишь за окном горит назойливо фонарь
И редко светят желтые глаза автомобилей.
Перемешалось все.
Погода, возраст, время года,
День и ночь.
Свет лампы на столе и фары за окном.
Потерян жизни смысл.
Остались неподвижная спина,
С трудом передвигающиеся ноги,
Звенящая осколками минутных мыслей голова,
И часто замирающее сердце.
Бессонница, ночные страхи и призраки в гостях,
А утром – горсть таблеток
И долго не стихающая боль.
Дневная суета и призраки ночные.
Одно и то же –
Вчера, сегодня, завтра.
Растраченные силы,
Бесплодные, напрасные попытки
И ожидание неизбежного конца.
Слова забылись
Слова забылись.
Слов стало мало,
Их не хватает
Они не пишутся в стихи.
Живу через силу.
Все время – в напряге.
Все дни – в полудреме,
Как будто во сне, но без сна,
Я мчусь в никуда,
Я падаю в бездну.
Внизу – ничего,
Внизу темнота
А сверху - пятно уходящего света.
Хочу удержаться,
Цепляюсь за тонкие ломкие мысли.
Но сил не хватает
И мысли слабеют,
Навсегда растворяясь в остатках сознанья.
Нет завтра.
Осталось больное, без цвета сегодня
И ускользающие обрывки вчера.
Нет ожиданий.
Одни ощущения.
И редко – как выбросы пламени
Из покрытого пеплом костра
Картинки отдельных событий
Из быстро слабеющей памяти
И зыбкого сна.
Нет будущих встреч.
Нет звонков телефона.
Остались лишь долгие скучные дни
И длинные, тихие ночи
Без света в окне,
Без звуков, без смеха, без стона.
Одно и то же каждый день.
Одно и то же.
С утра до вечера
И с вечера до раннего утра.
Одно и то же.
Кроме одного –
Когда приходит и когда проходит боль.
Живу на лекарствах:
Таблетки и капли.
Почти глухота -
С трудом разбираю чужие слова.
Я устал. Моя память слабеет.
Я сбиваюсь со счета.
Мне 77 или 78?
Что это? Почти наставшее безумье?
Или еще какие-то остатки давно уставшего ума?
Я все еще в пути? Барахтаюсь, тону?
Или уже давно коснулся дна?
Серо-желтые горькие слезы
Серо-желтые горькие грезы,
Мои не пролитые слезы,
Как в незажившей ране гной,
Живут давно уже со мной.
И с каждым часом и днем,
С каждым месяцем, с каждой неделей
Я совсем не мудрею, я старею, слабею.
И с каждой летней грозой,
С каждой зимней метелью
Становлюсь все душою больнее.
Мне подрезаны крылья,
Моя гордость страдает,
Мое Я исчезает
И становится пылью,
Честолюбие жжет и кипит,
Сердце еле стучит
И почти умирает.
Бесконечная, стылая ночь.
Туман густой и слякоть.
Холодный, мелкий дождь -
Все нипочем и все невмочь.
Вчера был день.
И перед ним был день.
Они прошли.
Прошли беззвучно и бесследно.
Вчера я ждал,
И перед этим ждал.
Бесшумно капали минуты,
Текли часы.
Я долго ждал,
Но не дождался.
Так уже было много раз,
Часы, дни, ночи ожиданья.
Тоска и боль разочарования.
И, как всегда, пришедшее с огромным опозданием
Ощущение того, что о тебе давно уже никто не помнит
И что давно ты никому уже не нужен.
Я все, что мог, давно отдал,
Отдал остатки сердца и души.
Отдал все силы и разум ослабевший.
Меня уже почти не стало.
Осталась только пустота
И черная, едва заметная дыра.
Поздно. Кончается день.
Солнце уходит.
Длиннее становится тень.
Сумерки. Вечер почти.
И целая ночь впереди.
Каким же он был, этот день?
Не очень веселым.
Как весь прошлый год:
Тягучий, медленный,
Еще не прерванный полет.
Когда редкие искры желаний
Остатки надежд и мечтаний
Легко, без особых стараний,
Гасила привычная лень.
Ее ненавидел, боролся я с ней.
Но, как и всегда, она оказалась сильней.
Не все еще окончены дела
Не все еще окончены дела,
В столе – какие-то наброски, схемы.
А в голове – почти совсем пустая пустота
И не решенные никем проблемы.
Все мелко, пресно.
Все на поверхности –
Не интересно.
Как быстро сжался день,
Как быстро распахнулась ночь.
Кругом безмолвье, тишина и лень
И не осталось сил, чтобы проснуться и себе помочь.
Пустые холодные длинные дни
Гостями из прошлого полные ночи.
Зайдут на минуту и тут же обратно уходят они
И с каждым уходом становятся ночи короче.
В бессоннице закрыв глаза,
Лицом к стене беззвучно повторяю:
Взгляни в себя.
Кругом сухой песок,
Ни капли влаги –
Бесплодная земля.
Я это знаю.
Осталось чуть-чуть
Сегодня все понятно, ясно.
И нет ни чем сомненья.
Секретов не осталось в этом мире,
Прозрачно все, как дважды два четыре.
Кругом – одно сплошное знание.
Все знают все и знают как.
Осталось немного,
Осталось дожить до утра и узнать,
Откуда мы, что будет с нами завтра
И где у нас последнее прощанье.
Осталось немного,
Осталось чуть-чуть.
Осталось не жить, а дожить.
Осталось собраться, прибраться,
Проститься и никого не забыть.
Пишу на всякий случай тем,
С кем мы еще знакомы:
Я жизнь свою еще не выпил
И в рюмке, полной пессимизма
Пока осталась капля оптимизма.
Вы верите, что так бывает?
Вы верите, что я не плачу,
Не жалуюсь и ничего не жду?
Я этому и сам не верю.
Я просто так живу.
Пока еще живу.
И в глубине еще живущего сознания
Я знаю: жить, пусть даже так, как я,
Намного лучше, чем не жить,
И навсегда уйти «туда»
Без всякого особого желанья.
Вечерняя, звенящая в ушах до боли,
Густая тишина.
Крутой обрыв,
Покрытый галькой пологий узкий берег.
И непрозрачная, едва дышащая вода.
Уходит в море солнце –
Умирает день.
Как грустно, тоскливо и скучно.
Дожди, непогода.
И рано темнеет.
Короткие дни,
Бесконечные, долгие ночи, и рваные сны.
Вам снятся сны?
Мне снятся.
И часто во сне
Среди тех, кто меня окружает
Я вижу того,
Кто умер давно,
Кого уже нет.
Мне нечем дышать, я плачу на дне.
Не могу оторваться
От торчащей из грязного ила коряги.
И радуюсь свету, проснувшись,
Когда понимаю, что все это был только сон.
Но иногда просыпаюсь я долго и с грустью,
Отчаянно цепляясь за свою ночную жизнь.
Но обычно она ускользает,
И еще до конца не проснувшись
Я с трудом различаю,
А потом и вообще забываю
Ночные родные, знакомые, близкие лица.
Что держит нас здесь?
Привычка? Заботы, долги или цель?
Желание больше узнать и увидеть?
Стремление что-нибудь сделать
И как-нибудь выжить?
Иль вера, что здесь ты кому-нибудь нужен?
Что-то кто-то не может прожить без тебя?
А может быть только
Душевная лень, нежелание думать?
Наверное, по-разному у всех.
Но все же и всего скорей –
Привязанность, любовь
К родным и близким
К друзьям, к семье своей
И робкая, еще живущая надежда
Что пусть не все,
Но часть своих долгов,
Что долго в памяти храним,
Без лишних слов
С поклоном низким,
Им всем, пока мы живы, отдадим.
Вокруг тебя огромный мир.
Там до сих пор гуляют
Толстой и Достоевский, Пушкин,
Горький, Чехов и Куприн.
Онегин, Митя Карамазов,
Ростовы, граф Безухов,
Фома Гордеев, Данко,
Гаев и Вершинин,
Царь Соломон и подпоручик Ромашов.
Они живут и говорят с другими,
А ты живешь без них,
Ты не встречаешь их,
Ты их не видишь и не слышишь.
Ты как мешок, набитый мусором
Копившихся годами собственных отходов.
Ты слышал много раз, что старость –
В тягость и далеко не радость.
И с каждым днем тебе становится яснее,
Что жизнь твоя уже давно бледнеет,
Что на земле ты – лишь трава,
Растение со слабыми корнями,
Побитое камнями,
Лишенное надежд и признаков ума.
Я дома. Здесь одиноко, пусто.
Здесь нет живых людей.
Лишь иногда заходят тени
С трех фотографий, висящих на стене.
Мне очень плохо.
Страшно мне.
Как часто, молча, хочется кричать
От одиночества и до конца самим непонятой обиды,
Пренебреженья и незамечанья
И полного отсутствия малейших признаков вниманья.
Ничто не отдаляет,
Все только приближает
Последний вздох, последний взгляд,
Последнее движение.
Кто может мне помочь?
Я не могу просить об этом бога.
Я никогда в него не верил.
Я знаю, что мы только гости, временные гости в этом мире,
В коротком промежутке бесконечно длинного пути.
Я знаю, что среди родных, друзей и близких
Мы одиноки
И каждый должен в одиночку
Переступить последнюю черту.
Там впереди, но очень близко,
Апостол Петр с ключами от ворот,
За ними светлый рай и темный ад.
А перед ними – еще земная полу-пустота –
Поляна с высохшим, давно забытым всеми родником
В заброшенном запущенном лесу –
Чистилище, битком набитое построенными в очередь людьми.
Я своей очереди жду уже почти два года.
И с каждым днем мой путь к Петру
Становится короче и короче.
Я не прошу мне отпустить грехи.
Мне не до этого.
Мне простоя тяжело.
Но мне не хочется, чтоб очередь ползла быстрее
И чтобы я скорее оказался у ворот.
Я не хочу ни в рай, ни в ад.
Я здесь хочу остаться,
Остаться грязным, без отпущения грехов.
И я по-прежнему безбожник,
И я по-прежнему не верю в бога.
Но в тот момент, когда я буду у ворот,
Я все же попрошу Петра:
Я это заслужил, пусти меня туда,
Где печь, давно горящая в аду.
И не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.
Сергей Есенин. 1924 год
Ну, вот и кончается путь.
Осталось дойти.
Осталось чуть-чуть.
Мне трудно идти,
Я один не дойду
И мне помощь нужна.
Я думал всегда
Что будешь ты рядом,
Поможешь, поддержишь в пути.
И скажешь в конце –
прощай и прости.
Но ты вдруг собрался,
Ушел далеко.
Я не слышу, не вижу тебя.
И я встал, обессилив.
И долго стою,
Близко к краю пути
Я - один и мне трудно идти.
Не сумею идти –
Упаду.
В тощую землю
Вцеплюсь.
И последние силы собрав,
Я до края пути ползком доберусь.
Доберусь, доползу,
И, вспомнив тебя,
Улыбнусь,
И, улыбнувшись,
Уйду.
Уйду и умру.
Не оставив следа,
Я уйду в никуда.
Стану прахом без урны,
Стану пылью дорожной,
Стану золой от костра.
И никто, даже если захочет,
Не увидит меня никогда.
У черного камня
Среди одиноких могил
Мы грустно стояли, молитвы читали
И прошлую жизнь про себя вспоминали.
Со скрипом прикрылась тяжелая дверь,
Ведущая в смутное завтра.
Осталась у пола лишь узкая щель,
Чтоб мог я туда проползти и там задержаться.
Со мною здесь только вчера.
Одно лишь вчера. Сегодня мне больно.
Уйти мне пора. Пора и довольно.
А там во сне за дверью - осень, поле
И серые ряды надгробий- плит.
Разлитое слезами горе.
И невысокая березка,
Поникнув ветками, стоит.
Под ней - ничейная земля.
И там я вижу место для себя.
Я туда не хочу, и меня там не будет.
Я не хочу лежать один
Среди заброшенных могил.
Ведь тот, с кем я жил,
Меня навестить не придет,
Наверное, всплакнет
И быстро меня забудет.
Меня сожгут,
И пыль – мой пепел-прах,
Минуя страшный суд
Развеют в бесконечном океане.
Исчезну я и пропаду,
Не проскочив сквозь щель во сне.
Не досмотрев, куда и как ложится карта.
Исчезну в никуда.
И не увижу никогда,
На что надеялся вчера
И что вчера хотел увидеть завтра.
И с чем и как я буду умирать?
Проблемы бриджа по ночам решать?
Играть в слова,
Изображая стихотворца?
Болеть, скулить?
О внуках думать,
Горечью питаясь,
Жалеть жену и тосковать о прошлом?
Желать удачи сыну?
И где я буду в эти дни?
В свое постели?
В госпитале?
В доме престарелых?
А может, в нюрсинг-хоме?
Легко болеть или кричать от боли?
Болеть и умирать один?
Иль кто-то будет рядом
И скажет мне последнее «прости»
С наполненным слезами взглядом?