Вот он обычный отпуск. Как у тысяч северян. Долгожданный и неожиданный. В правой моей руке дипломат, в левой сумка. На ногах начищенные до блеска туфли. Я их надел только что, а унты оставил в здании аэровокзала в камере хранения. Заберу по возвращению. Новенький кителек с погонами, - по две с половиной лычки на каждом плече. На груди парашютный значок из училища. Вместо трех прыжков повесил другой, со значком десять. Настроение изумительное. Объявляют посадку. ФОТО И уже тянутся мимо меня скучные серые северные аэропорты со своими задержками, колючим, все тем же, леденящим мою молоденькую душу ветром, со скрипучими скамейками в залах ожидания и, когда глаза начинают слипаться ото сна, - я стелю на бетонном полу картон, закрываюсь от суетливых пассажиров какими-то стоящими рядом переносными щитами и, полулежа, стараюсь уснуть под говор порой выпивших соседей, поющих сначала задорные, а в конце такие заунывные песни ямщика под завыванье вьюги за стенами нашего мрачного здания малознакомого аэропорта. Потом, словно в море тайфун, нарастает сотрясающий стены храп, слышится чье-то ночное бормотание, бессознательные выкрики… Эта дорога стала для меня не совсем удачной. Несколько ночей в ожидании погоды дали сбой. У меня поднялась температура. Были какие-то таблетки. Но уже в Питере, - сегодняшнем Питере, а в то время в Ленинграде, в аэропорту Пулково, я уже чувствовал себя сносно. Надо было лететь. Меня ждала она, самая, самая лучшая на свете. Осталось только встретить у диспетчерской командира ТУ-134 и попросить его взять меня на борт. - Товарищ диспетчер, - интересуюсь. – А скоро экипаж подойдет подписывать задание рейсом на Полтаву. - Скоро, скоро, - отмахнулся он. – Ждите. И вот, минут через десять, передо мной вырос здоровющий командир лайнера. На фуражке дубы, в глазах прекрасное настроение, на вид добряк. Этот должен взять! И я своим простуженным голосом прошусь к нему на борт. - Что за срочность. Что у Вас там? Может на работу? - Нет, товарищ командир. Девушка меня ждет давно. Никак не мог к ней добраться. Только, вот, отпустили в отпуск. - Вон, - показывает мне в огромное перед нами стекло на полосу. – Видишь, на двадцать третьей стоянке наш самолет стоит, заправляется. Спеши туда. Девчонкам стюардессам скажешь порядок. Обо всем со мной переговорил. Вникаешь? Ну, ступай. Да, передай им, чтоб горячего чаю тебе с малинкой, у нас она бортовая казеная, в пакетике, - угостили. А то больной ты ей, может, и не нужон будешь. - Спасибо товарищ командир, - отзываюсь весело. И уже разворачивая ласты, пробасил, - Я ей любой нужен! - Давай жми, а то скоро пассажиров привезут. Девушки проводники меня усадили на последний ряд и я уже не помнил ни про какой чай, ни про варенье. Не слышал, как заходили пассажиры, как взлетал самолет. Я спал. После такого, ну очень длительного выматывающего перелета с неудобными ночлежками в залах ожидания здесь я себя почувствовал, как в самом лучшем дорогостоящем отеле! И проснулся от того, как стали затихать плавно моторы самолета, от поспешного подъема пассажиров из кресел, от их говора. Немного заложило уши. Но не беда. Главное я на месте. Цветы. Надо обязательно где-нибудь купить цветы. Нужно спросить кого-нибудь из пассажиров. Рядом со мной одевается в теплую шубу полная мамочка, а после начинает как-то по - северному пеленать на кресле своего ребенка. Глупенькая. Тут юг, а она все по привычке… Запарит малыша! - Вы его не сильно. На улице тепло. Весна ведь. - Какая там весна! Ветры какие колючие!!! - при этом как-то непонятно, с укором, смотрит на меня и добавляет невообразимую несуразицу, - как мужчины командировочные… Потом уже ласково к своему малышу, - пойдем Темочка, - берет ребенка на руки и торопится к трапу. А я интересуюсь у другой спешащей тетеньки, - а вы не подскажите, гражданочка, где мне купить можно цветы? - Чудак. Цветы, молодой человек, надо было покупать в Ленинграде… Какая разница. Она, наверное, подумала, что меня встречают прямо здесь, у входа на перрон. Подхожу к выходу. Навстречу командир. - Ну что авиатор, отдохнул? Вижу. Выспался. Ну, - жмет мне руку, дружески улыбается, - если надо, - подходи, обращайся. А будет мне нужно, - не забывай, возьми на борт. Привет девушке твоей. … Про себя думаю, куда ему может понадобиться на моем вертолете? Разве что попасть на месяцок на полуостров Котельный или, к примеру, на остов Четырехстолбовой в Восточно-Сибирском море… Выхожу на трап. Зеваю. Подозрительно оглядываюсь. Вместо привычных луж в апреле и нежной травки на клумбах полметра снега. Какое-то глобальное похолодание в этой Полтаве. А ветер хуже, чем на полюсе. Там в это время, мне показалось, теплей.
Поднимаю выше голову, смотрю вперед, на здание аэропорта, где крупными буквами написано «САЛЕХАРД». Ничего не могу понять. Неужели я еще сплю? К стюардессам, к розовощекой раздобревшей старшей бортпроводнице: - Девушка, миленькая, а где Полтава? Та смотрит на меня, как мамонтиха на ослика, выдерживает, как мне показалось, часовую паузу и после, как из гранатомета выпаливает, притом не свойственным женщинам, тем более проводницам, басом. - Полтава, молодой человек, - показывает мне пальцем, откуда мы прилетели, - там! Две тысячи километров отсюдова. Я начинаю понимать, что моя собеседница, работник нашего аэрофлота, ни в коей мере не шутит, что я, замученный уставший перепутал рейсы и, теперь понуренный, начинаю догонять последнего пассажира, идущего к зданию аэровокзала. Как она грозно сказала! Такое впечатление, что с меня скоро потребуют, как с провинившегося и не оправдавшего доверия перед аэрофлотом, наказание в виде штрафа за весь потраченный от Ленинграда до Салехарда керосин. Иду, будто по северному полюсу в лютую зиму, с полными карманами спичек, еле волоча ноги по полуметровому снегу! Хочется вернуться в самолет и устроить забастовку. Пусть меня везут обратно, откуда взяли! Лучше бы мне попался недобрый командир. Ругаю себя бесконечно и буцаю на запорошенной снегом площади, где так редко приземляются автобусы, какую то старинную, но еще зеленую, с выцветшим серпантином, новогоднюю елку. Ну, незадача!!! Меня ведь ждут. И вообще, ну зачем я оставил в камере хранения в Черском унты? Эх, голова. Говорят же, не родись красивым, а родись… Не помню.. как там? Вспомнил, - везучим. Бегу, окоченевший, снова в диспетчерскую. Нетерпеливо жду хоть какой экипаж. На уме только одно. Выбраться из этого холода. Иначе, я никогда никуда сам не попаду. Опять поднимается температура. Проходит час, другой и попадается опять родственная, опять добрая душа аэрофлота. На этот раз меня забирают в Сибирь, в Новосибирск. Теперь, я уже как погибающий двоешник после экзамена, который во что бы то ни стало готов лезть за положительным балом через препятствия и заслоны, любой ценой! Но рейсы тут на Полтаву не летают. Вот так. Их просто нет… Хотя… можно пробовать через Ленинград.. И только по случайности мне намекнули, что где-то километров за сто, в тайге, находится полевой аэродром, из которого завтра летит самолет АН -2 на ремонтный завод на Львов с дозаправкой в Полтаве. И я, - срываюсь с места, как моцциклет последней модели и, перелетая через швабру бухветчицы, перепрыгивая через чьи-то штурманские портфели, заскакиваю на ходу в отходящий автобус и после, - уже на железнодорожном вокзале, - бегом, догоняя последний отходящий в том направлении поезд, на ходу запрыгнув в задний вагон поезда, наконец, перевожу дыхание. Здесь я буду пить чай с вареньем! Я знаю, мне его предложат проводницы и обязательно добавят лимона. А, может, у какого-нибудь попутчика найдется средство от простуды еще лучше?
В нашем поезде окошко снегом белым замело
А на станции сугробы на два метра подняло
Рыжий пес хвост поджимает и хватает ртом снежок,
А напарник мой предложит двадцать грамм на посошок.
Проводницы по вагонам чай в стаканах разнесут
И колеса по железке стукать заново начнут,
По бокам мелькают ели, не большие хутора,
Я с утра смотрю в окошко и считаю облака.
Где-то далеко за ними на другом конце страны
На стене часы считают, сколько людям ждать любви,
Бесконечностью продлятся для влюбленных дни в пути,
Путешествий круг замкнется, если ждем и любим мы.
Паровоз бежит качает мои вещи на полу,
И в руках я согреваю фотографию твою
Выйду в тамбур с сигаретой, одиноко подымлю
Буду думать, как приеду, дома снова жизнь начну.
Во дворе своя избенка, в ней маманя ждет меня,
Заберу свою невесту, пусть рожает нам дитя,
Починю забор у хаты, дров на зиму нарублю,
А под вечер, как завьюжит, чай по кружкам разолью.