. . .
лепестки стаи
век её летали
век её шептали
каменные капители
к осени отцветали
лестницы восходили
лестницы рассветали
. . .
дичь
прячь птиц пальцы
пуговицы пальто
прячь день в ночь
ночь в день
утро
пальцы стынут в воде
вдень
пуговицы в петли
двери с петель
стынут мысли
стынет рассвет ли в тарелке
зимним перламутром
только бурые в крапинку перья
серые перья
только теперь
чья-то болезнь по столу
растекалась стеклом
время на слом
ты – деревянный дом
сияющий сном.
где-то в тебе посидеть
завернувшись в пальто у окна
слушать сухую листву
. . .
щекочущее счастье
натянутого туго полотна –
шатёр Твой, Боже.
дробь пальцев дробь пыльцы
по высушенной коже
какая-то игра
слегка зловеще
святая полнота
хранящая нектар Твоих соцветий
так светоносна.
о Утро
дикий мёд.
. . .
небо лёгкость костей
ломкость скал
синь космическая
невесомый костёл
голубой цветок
до рассвета у моря искал
хаотическая
стенопись
что успел записал
неосязаем костёр
солнце сон белая память стена
сказок ветреный пух разсевает везде семена
сквозь пространство летал
время сквозь
. . .
холодный пот. отсутствие любви
заклинившая дверь и чёрный ящик
посланий тех, кто мог бы быть спасён
кто мог бы быть услышан, мог бы быть
беззвёздна ночь. о воздух ртом глотай
густой как воск твердеющий в груди
ты – голос. ты живи сквозь немоту.
. . .
паутинные дни.
по деревьям оглядчивый бег
по проталинам сна
в тонких перьях морозный свет
сквозь иней окна
дробный стук перебивчив
ветвистых путей вязь
высотой голову закружив
падает в снег смеясь
вспархивает сверкая
в шесть изумрудных крыл
на снег бросая тень
родился утром день
ранние глаза открыл
. . .
ищи точное
становись былью
становись целью
а дальше сам знаешь
дом
дым
встреча
одного
с одним.
. . .
на игрока нападает икота
с языка не сходит острота
вот как
сбывается мечта идиота
перетекая в веках
превращаясь в золото
светло дуракам
им в воздухе
запахи прошлых зим
письма в почтовых ящиках им.
. . .
сказками снится мне дом
снится о том
как книгу найду
о Мадонне
на полке прекрасных книг
в чьём-то доме.
таких домов не видал
никогда
не видал
там всё непохоже
как же что же
там всё незнакомо
кто же жилец этого дома?
. . .
как поезда в тоннели
пути тебя одолели
пути тебя пронизали
нитью в иглу вдевали
как поезда в метели
пели и грохотали
как поезда летели
как поезда летали
как у твоей постели
светлые сны стояли
тихие сны стояли.
. . .
алебастровый день
золотая на ресницах пыль
это руки твои
это крылья твои
это зелень травы
это неба глубокая быль
это тропы зверей
это дивные их сундуки –
с них мы сняли замки
это дерево в полном цвету
это стало твоим и моим
это мы с тобой в Вечном Саду
голубые вены деревьев
голубые их реки
их серебряных рек красота
высота
их серебряных птиц
кто мы?
буквы страниц
голоса языков незнакомых.
. . .
змей холодный, будь мудр
и прост будь, как птица
и книги древней этой
терпеливо листай страницы
до высоких пустых небес
путь твой лёгок и неизбежен
там сойтись всем дорогам, где
океан безбрежен
. . .
близко подходит утро
где мне скитаться
я на стеклянном вокзале
близко подходит поезд
я отправляюсь
в чугунное утро
где мне нет имени, где я
себе незнакомец
где на высокое место
взбираюсь и пламя
близко подходит
. . .
как шумит скрытая река
как её сухие камни молчат
как глубоко она ушла
скрылась от глаз.
. . .
а у озера серебряное дно
у горы серебряная кровь
у волков серебряная шерсть
у орла рога из серебра
чёрно-бел бегуч как облака
ты – река и я – река и мы – река
мы туда, где бездна. мы одно.
смотрим сквозь серебряное дно
. . .
пусть будут птицы
пусть их слетаются стаи
нет мне закона
кроме того что на волнах
зыби морской
вилами ветра начертан
нет мне закона
кроме того что меж крыльев
тёмных бровей твоих сходится
нет мне другого
кроме тебя путешествия
нет мне преграды
кроме того, кто к ногам моим
жалко прижался
в поисках ласковых рук
почти без надежды
. . .
всё – только сознание
я первая утка
я нахожу
кусочек новой травы
посреди океана
будет расти
кусочек новой травы
. . .
я встретил разсвет
играя в прозрачные камни
у моря у моря
у моря у моря у моря
следил как следы на песке
наполняются морем
и как солонея вода высыхает на коже
я встретил тебя
играя в прозрачные камни
а море а море
а море а море а море
а море шептало своё
безразлично, влюблённо
мы слышали оба
мы оба язык понимали.
. . .
совсем пора
перевернул часы
взлетел как сон
обратно наземь выпал снегом
озимь
я верю в иней
почему, не знаю.
совсем неправ
ври ври свернул налево
свернул направо
надо было прямо
только прямо
и потерять себя но не коня
теперь искать где дом
где пепелище
где руки мне найти
чтоб сжать их сильно
где радуга моя
её начало луч
. . .
утонуть в темноте
отпустить всё потом
я к тебе, Тишина
я в тебе, Тишина
ты мой греческий иноязык
я тебя терпеливо учил
чтобы с кем на тебе говорить?
ты колодец мой мир
рыба я где рыбак
я молчу. я молчу.
. . .
Сгорело дочиста. молчи, о рыцарь
молчи теперь
в воде и пепел слушай
пепел перьев
смотри сквозь воду вещий сон
не помни
что злые языки тебе клевещут в уши
они утихнут. ты иди, о рыцарь
скрипи доспехом, опускай забрало
и оставайся в одино честве черствея
и прорастая чистым из горнила
ты будешь вечный муж
ты будешь сложен
как песня слово к слову
шаг за шагом
ты за собой самим у изголовья
осядешь пылью.
о рыцарь, свято сохранивший
имя Розы
в готической розетке небосвода
доспех – тюрьма
жизнь брось как птичья кость внутри пуста
а под землёй морозное вино
хмельнее год от года
. . .
расшатанность дерев
и комнат
октав и вех
пройти насквозь
и след оставить тающий как лёд
дома дома их дни
их лица ноги уши
их лестницы воздеты
терялся провод
замыкался ток
и снова шёл и снова щекотал
мне пятки чтобы я
бежал бежал
быстрее быстроты
. . .
пусть всё есть свет
и весомости нет
колет пальцы игла
ни добра и ни зла
канет камень в ручей
ничей
от открытых дверей
нет ключей
. . .
выговори меня, выветри
что-то я болен сегодня великая ночь
как и всегда
неугомонный дух
и комарьё, доводящее его до слёз
помнишь я засыпал
и улыбался всему
я как кот засыпал исчезал
оставался одной улыбкой на дереве ночи
предвкушающей сны
как же много я лгу
и рюкзак на спине так тяжёл
в дивнооком саду я сидел размышлял
неспособный уснуть.
. . .
я всю ночь
ковылял по полям неизвестным
и охапку цветов,
крепко сжавших свои кулачки,
крепко спящих,
нарвал
и тебе приволок
чтоб они
на рассвете все сразу
раскрылись
и увидишь ты чудо:
жизнь после смерти.
. . .
одиноко небо бедно небо три на три
на трибуне безмолвия выступаю
ни звука не происходит кроме
беззвучного голоса
словно море поющего словно
глубина
кажется, я застыл
кажется, я постепенно таю
теряю границы
кажется тку
челноками
небо из льна
. . .
бросаю слова в топку
и в ней огня вырастают розы
прошлое теряю из виду
в глаз прорези высматриваю жизнь
жизнь немыслимо хороша
радуюсь когда встречаю серых ворон
вороны мои кореша
когда слышу колокольный звон
радуется душа
радуется душа снегу
запрягаю белого оленя в телегу
и поехали говорю
прямо в пространство межзвёздное
в небо морозное
в чёрную пропасть незнания
надо мной тут северное сияние
у меня по карманам парочка заклинаний
у меня за ухом пение
жизнь, собранная из заиканий
склеенная смолой любви
несмотря ни на что
ничему не придам значения
обойдусь без удил
мне привит
закон золотого сечения
всему объявил амнистию
и всех демонов своих отпустил
пусть их играют себе в футбол
им ведь тоже ни до чего нет дела
разве что забить гол
разве что посмотреть с забора
как солнце село
как осела
на дорогу топотом поднятая пыль
как у дороги присел отдохнуть одноногий
положив в траву костыль
. . .
всё станет музыкой
и будет молча петь
крутить хвостом
и рисовать сердца
и сыпать соль
и размышлять
и приручать ежей
и чёрствым хлебом жить
и выйти из себя
и в колокол звонить
и не суметь заснуть
и начинать с нуля
плести из нитей плетешки
касаться краешка одежды
сушить рябину
встречать тебя
и молча разговаривать с тобой
о математике
и о ежах
. . .
и море утихло
повинуясь Твоему Слову
и приняло дар
без сомнения
благодарно
и дар был: идущему по воде
служить опорой
и уступить
в свершении невозможном.
. . .
день новый
меня обреет наголо
и новобранцем
приду к присяге
где каждый обнажён
исповедью кипятком крутым
завариваю вечер ночь
и озарение
засветит пленку
выжжет память мне.
. . .