Лидия Корнеевна Чуковская однажды сказала Ахматовой: «...перечитывая блоковские „Записные книжки“, я с удивлением слежу за черновиками: оказывается, стихи его лились потоком, сплошным, общим, и только потом, постепенно из этого общего потока выкристаллизовывались отдельные стихотворения, посвященные разным людям и „на разные темы“. А поначалу они были едины. Словно широкая река у нас на глазах распадается на речки, ручейки, озера». Ахматова ответила: «Это очень интересное наблюдение. Вам непременно следует написать статью. Ведь обычно-то бывает наоборот».
Мимолетное замечание Чуковской может быть ключом к поэзии Александра Блока. Блок один из самых исповедальных лириков (а возможно, и самый исповедальный). При этом стихи его, не теряя в интимности и личной, отважной откровенности, складываются в эпическое или, во всяком случае, повествовательное полотно, из которого встает сюжет о жизни человека в истории. То есть писал он о себе, а при этом так зацепил время, или оно его так зацепило, что в трех томах его «романа в стихах» нашла свое выражение целая эпоха. Ни у одного поэта, включая величайших, мы не найдем ничего подобного.
Между прочим, эта стиховая синхронность таит в себе еще одно открытие. Вот знаменитое стихотворение, которое в школе любят задавать для чтения наизусть: «О, весна без конца и без краю — / Без конца и без краю мечта! / Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! / И приветствую звоном щита!»
Стихотворение замечательное, хотя и несколько декларативное. На дворе, кстати, как я уже упоминал, конец октября. Но не это самое интересное, а то, что через день Блок пишет другое стихотворение — о соблазне самоубийства. В предыдущем весна, здесь — зима. Понятно, все это пейзажи души, а не рисунки с натуры. Но вот в пейзажах-то души — какой контраст! Стихотворение волшебное (его любил читать вслух Пастернак). Как передает оно повторяющиеся, усыпляющие ритмы метели: «По улицам метель метет, / Свивается, шатается, / Мне кто-то руку подает / И кто-то улыбается».
Этот кто-то, рожденный метелью, двойник поэта, уговаривает его покончить с собой, бросившись в Неву («Течет она, поет она, / Зовет она, проклятая»). Его доводы ласковы и ужасны: «Пойми: уменьем умирать / Душа облагорожена. // Пойми, пойми, ты одинок, / Как сладки тайны холода…»
Так в стиховом потоке в течение двух дней возникают взаимоисключающие, друг от друга отталкивающиеся стихотворения. В их соседстве и столкновении — правда о том, что происходит в сознании человека. До этого она была знакома разве что психологической прозе. В буднях мы не замечаем, не фиксируем наслоение в нас самых противоречивых чувств, состояний и представлений. Мы должны быть узнаваемы для окружающих, похожи на себя, поэтому все время выбираем определенное поведение и даже настроение. Остальное вытесняем из сознания. С практической точки зрения правильно, иначе нас просто могут счесть сумасшедшими. Хаос сознания угрожает бытию, но он же и плодотворен. Во всяком случае знать о нем полезно, как полезно знать всякую правду о себе.