Младенка ловит губами мокрый и сладкий сосок
- и визжит, визжит.
Ей бы так и продолжить - лысой, кричащей, босой,
но судьба - изжить,
покрыться одеждой, надеждой, косами, трескотнёй,
золотым огнём.
Не пить молока. Становиться для матери ласково-неродной.
Не жалеть о том.
А сейчас хватает, несёт в кулачках погремушный гром
и боится вся,
для неё сейчас руки-в-которых - опора, земля и дом,
защитить и взять.
У неё голубая огромная пропасть вокруг зрачка
значит ничего,
а "чего" возникнет с первого пьяного дурака -
задохнись и взвой.
А найди ту грань, когда начинается циферное когда
беготнёй страниц.
Так боса и лыса - и вот всё разъяла на "нет" и "да".
Здесь и развернись.
Потягушки ручками-ножками, безответственное оно,
чудесатый эльф,
потолок в звезду, крылья туго спелёнуты за спиной,
патефон, Фреэль.
Вертикальной тропой - здравствуй, свет - остановите ум
- я с него сойду.
Бог тетёшкает, вторишь: агу, люли-лю, омманипемехум,
ой да ай-ду-ду.
И спишь, как дитя, в игривом вздрагивающем свету.