Я так устал себя жалеть, в себе копаться,
Искать причины для печали день за днём.
Уснуть. И никогда не просыпаться.
Водой стать. Или бешеным огнём.
Закрыться ото всех в своей печали,
И думать: "Я один такой несчастный!"
И в тело добавлять все больше стали,
И лгать, что не хороший, а ужасный.
Я сам приклеил маску на себя,
Теперь содрать её лишь можно с кожей,
Всё больше радует ночная тишина,
И сторонюсь на улице прохожих.
Живу ночами, где никто меня не видит,
И снег я вижу редко. Из окна.
Ведь одиночество. Оно ведь не обидит.
Потухли ранее блестящие глаза.
Дар одиночества. Дар? Или наказанье?
Отталкиваю сам всех от себя.
Далеких звезд уж не манит сиянье,
И веет холодом от синего огня.
Я сам себе придумал мир жестокий,
Сам не пытаюсь в жизни что-то изменить,
То умный, то вдруг дурень недалёкий,
Внушил себе, что не могу любить.
Внутри меня - два разных человека:
Снаружи - жизнерадостный добряк.
Заботой окружает и опекой
И видит свет, когда вокруг один лишь мрак.
Открыт душой, страдающий напрасно,
Не нужный никому, как он считает.
Такой как есть. Нелепый. Настоящий.
О чём он в одиночестве мечтает?
Но там, внутри, под коркой из добра,
Скрывается бунтарь, насквозь прогнивший:
Душа - грязна, и сердце изо льда.
Жесток и груб, но с головой поникшей.
Не могут порознь, не могут и вдвоём,
И каждый заперт в собственной темнице,
И в тайне каждый размышляет о своём,
Свободу обрести, став вольной птицей...