«И любим мы слова
Тяжёлые как чёрный дым…»
(Мыкола Бажан)
Снился сон. Снилось, будто бы иду я весенним лесом – старым, буковым. Буки великаны, стволами-колонами подпирают небо. Лес прозрачный, как стекло, только готовится набухать почками зелёного апреля. Земля под буками покрыта цветущими белыми анемонами – цветами весеннего ветра, холодного, как моя душа ныне. Ступаю по этой земле – будто бы лечу. И тут мне на встречу выходит благородный олень с огромными ветвистыми рогами. И я чувствую, что это не просто олень, это бог-олень, оленебог из кельтских мифов.
Проснулся в блиндаже – тёмном и сыром. Вокруг спящие солдаты с тяжёлыми страшными снами. А мой сон был настолько ярким и наполненным цветом, запахами, касанием лица ветром (таки весеннего и лёгкого), что он мне показался реальностью, воспоминанием о недавних событиях. (Я до сих пор сомневаюсь, сон был это или реальное событие.) За пределами блиндажа – весна – так же как и во сне, только земля не цветущая, а покалеченная человеком. Два раза. Сначала до войны ненасытностью людей, потом во время войны. Но всё же (о, чудо!) около траншей я заметил цветок сон-травы. Всё таки весна пришла в траншеи и блиндажи, даже к нам – бродягам мира сего, что блуждают во времени и пространстве в поисках смерти – то ли своей, то ли сепаров-вурдалаков. Пенять на судьбу грех – на фронте продолжается относительное затишье: позавчера нас не обстреливали вообще, а вчера только немного. И никого из наших не убило, только одного солдата с фамилией всемирно известного композитора ранило в голову, и то легко. Эх, играл бы он лучше свою музыку, пускай не на скрипке, а на пушке, чем вот так вот ныне ехать в госпиталь, меченым войной.
Комбат почему то злой: то ли его вывела из равновесия неопределённость, то ли запрет открывать огонь, даже в «ответку». Почему то вспомнилась мне моя недавняя командировка с солдатами в тыл в нормальную часть. Увидев наш растрёпанный вид и разношерстную униформу (кто в «британке», кто в «германке», кто вообще непонятно в чём), кто то из тамошних солдат спросил: «Откуда вы?» Я не нашёл ничего умней, чем ответить: «Из дикой дивизии!» Удивлённые солдаты подумали, что такая дивизия с таким названием действительно существует, что это не метафора. А мы действительно немного одичали в полевых условиях, в траншеях, что стали и нашим убежищем, и ранами земли одновременно.
Завтрак был скромный, но кстати. Около меня поглощал телесную пищу – консервированную перловку солдат родом из Донецка. Он мне несколько раз рассказывал свою эпопею, как он пробирался с оккупированного Донецка через блок-посты сепаратистов на нашу территорию, что бы пойти добровольцем в украинскую армию. Он со товарищами тогда имитировал раненых и покалеченных: обвязались бинтами, облепились гипсом, мо, не могут они служить сепаратистам. Едут к родственникам на лечение. Рисковали, естественно, жизнью, но тогда ещё сепары выпускали беженцев. Этому солдату повезло, он сейчас в моём взводе, где практически все добровольцы.
Поглощаю с наслаждением перловую кашу, кидаю фразу сержанту – любителю поговорить на любую тему:
- Эх, у нас в Ирландии сейчас ещё пять утра, солнце ещё не взошло!
- А Вы что, из Ирландии?
- О, да! Из Дублина!
И начинаю свою очередную байку о своей жизни бытийной в Ирландии, о своём плавании на шхуне «Индэвэр» к берегам Новой Гвинеи под парусами и командой капитана Старбака, о чудесном пабе в Дублине, где подают хорошо поджаренные говяжьи стейки. Сержант воспринимает мой рассказ (точнее глупую неуместную шутку) серьёзно, без улыбки и даже без её тени. Ныне шутить невозможно: любой абсурд может оказаться реальностью. Если в нашем взводе служит китаец, что прекрасно владеет украинским языком, то почему бы командиру не быть ирландцем, что чудесно украинским разговаривает?
Опять ожидание: то ли обстрела, то ли очередного приказа ехать с пушками куда-то. Ко мне подошли двое солдат из моего взвода – они откуда-то узнали, что я пишу стихи и прозу, попросили почитать. У меня не было особенного настроения, но я выбрал пару метафорическо-мистических и прочитал. Как это не удивительно, им очень понравилось и ощущалось, что это искренне. Оказалось, что эти солдаты тоже пишут стихи. Попросил прочитать, послушал и был поражён: хоть тема и древняя как мир – о любви, но стихи написаны мастерски, с оригинальной стилистикой, метафорами и аллюзиями. Нет, у меня удивительный взвод!
А может и хорошо, что иногда выпадают часы такого вот вынужденного безделия и ожидания (хотя это такая горькая тоска, особенно когда солдаты рвутся в бой, а стрелять запрещено), есть возможность почитать, подумать. Перечитываю Германа Гессе «Степной волк» и думаю, что все мы тут степные волки в степях под Донецком… Такое же раздвоение личности, только у нас – между мирным хлебопашцем и воином, между сентиментальным поэтом и всадником меча, а значит также: между человеком и волком в одной натуре.
Думая об этом, я почувствовал, что в действительности я стою не между траншеями и блиндажами, а между Землёй и бесконечной бездной Космоса. И стоит мне сделать шаг в Небо, как я полечу в бесконечность звёзд и галактик.
Я рассказал коллегам-офицерам о своём сне. Они не поверили, что мне во сне явился оленебог, говорили, что это приходил в мой сон обыкновенный олень. Но я знаю, что они не правы. Никто из них не был в моих снах, никто из них даже не умеет путешествовать чужими снами. А значит, никто из них не заглядывал в глаза этого лесного рогатого великана, не знает, какие мне там открылись бездны… Это действительно был оленебог о котором писал Василь Мысык:
«… С копыт твоих в Днепр
Еще стекает вода Юкона…»
А все эти мои рассказы о Ирландии – это просто «кельтские сумерки». Мы живём в эпоху сумерек. И не только кельтского, но и всего привычного для нас мира. Отвёрзлись врата в новый мир – жестокий, злой, циничный. И пусть хранит нас в этом мире человечность. И об этом тоже сказал мне во сне кельтский оленебог своим взглядом.
(Авторский перевод)
апрель 2015 года