Тема

Артур Грей Эсквайр
                «И в благородейший с огней
                Живые я сую ладони…»
                (Гийом Аполлинер)

На войне человеку нельзя постоянно думать о смерти. Мысли на эту тему постепенно (а иногда и навсегда) вытесняются иными мелкими бытовыми мыслями и «проблемами» (вот почему Маяк пустил себе пулю в сердце – у него не было быта, он не мог думать о чём-то другом, чем о смерти, когда понял, что его мир разрушен). Например, дрова. Эта тема вытесняет тему смерти из разговоров и помыслов: дрова – это тепло огня, это в конечном счёте жизнь. А далёкая канонада и тот факт, что кого-то (меня, или тебя, или его), возможно, завтра убьют, становится некой абстракцией, о которой и думать то не стоит. Причина именно в этом «возможно» - кому интересно думать о вероятном. Вот, если бы точно было известно, кого и когда, если бы это было однозначно и окончательно… Тогда… А так – никто не хочет садится в эту лодку с названием «возможно».

Я исключение из этого правила: я постоянно думаю о смерти, даже иногда разговариваю з этой воображаемой или реальной гостьей моего сознания (не обращайте внимания – это моя подружка). Почему так, наверное, это тоже нужно понять и объяснить. Я не знаю (это откровение – для вас!). Возможно, потому, что когда она придёт ко мне (о, моя королева!) в действительности – реально, и именно ко мне, а не к кому то около меня, и то не с визитом вежливости, не по старой дружбе, а по делах служебных, я настолько привыкну к этой особе, что буду воспринимать этот визит буднично, без пафоса, будучи давно готовым к Великому Путешествию в неизвестное.

Чем дольше продолжается эта война и чем дольше я на войне, тем больше я чувствую: вокруг меня достоевщина. Она густеет, как зимние сумерки, как лежалый мокрый снег под утро. Иногда мне кажется, что все окружающие меня люди в форме пошли сюда, убегая от достоевщины, но попали в самую её гущу. Это чувство становится иногда настолько весомым и тяжёлым (как глыба льда, что откололась от айсберга около Земли Королевы Мод), что кажется: эти солдаты – ровными рядами стоят на плоскости перед палатками лагеря, сейчас крикнут дружно и хором: «Я тварь дрожащая или право имею?»

Другие темы как-то проходят мимо – даже если их толкают искусственно. Около буржуйки пью кофе. Рядом ещё один офицер. Говорю ему:

- Я тут пришёл к выводу, что нужно больше офицеров хороших и разных.

- Нашей воинской части нужно? Или нашей батарее? Или нашей стране? В каких масштабах нужно? – он не почувствовал, не понял, что это искажённая цитата, ибо Маяка он или не читал совсем, или забыл.

- В масштабах Вселенной нужно!

- И каким же ты образом пришёл к такому выводу, какая была логичная последовательность этого?

- А к этому я пришёл не в результате размышлений или фактов. Это интуиция. Это как просветление. После снегопада. Это вынырнуло из глубин моего подсознания. Я буддист.

Мой собеседник потерял нить разговора и ушёл в себя. Там тоже темно – так же как в цээрэмке. Только нет ёлки в углу и солдаты не спят. Но там ему, наверное уютнее (о, опять это «наверное»! И когда я буду знать всё окончательно и однозначно?) Хотя, где может быть более уютно, чем около жаркой буржуйки с чашечкой кофе в руках (о, эти офицеры с кофе в руках!), когда на дворе холод и злая зима?

Вечер. В углу полевой казармы – то ли металлической палатки, то ли ангара, где хранят людей – солдаты играли в карты. Игра шла по крупному. Ставки возросли до 50 копеек (а начинали то с 5 копеек). Горки звонких монет путешествовали с одного конца стола в другой – страсти кипели. Неожиданно из тьмы вынырнула фигура замполита. Он начал ругаться и говорить, что на деньги играть в азартные игры нехорошо и очень даже плохо. (Лучше бы он поэму Маяковского прочитал «Что такое хорошо, что такое плохо».) Он узнал, что один солдат проиграл три дня тому назад пять гривен – и то не бумажками, а звонкой монетой. И это замполита очень возмутило. Наверное, ему вспомнились времена, когда за одну гривну можно было купить целую деревню вместе с жирной землёй, рябыми коровами, деревянными избами, лохматыми собаками и печальными смердами. Вот, что значит оторваться или отстать от поезда современности (не той, что журнал, а той что время*). Замполит ушёл, и игра возобновляется. Я с интересом наблюдаю. Подошёл молодой лейтенант и вопросительно посмотрел на меня: его удивило, почему меня так заинтересовал процесс игры. Я попытался объяснить:

- Похожая история со мной случилась в Монте-Карло. Я ставил на красную, а она шла! Я опять ставил на красную, а она опять шла! Я поставил на зеро. И тут послышался голос: «Господин выиграл двести тысяч!»

Мой собеседник понял, что это цитата:

- Откуда это?

- Достоевский. «Игрок».

- Не читал, не знаю. Достоевского я читал только «Мастера и Маргариту» и то давно…

Я подумал, что это такая смешная шутка и продолжил тему:

- Достоевский был лично знаком с Маяковским – особенно в астрале, потому и не удивительно, что Воланда он писал с него.

Но оказалось, что мой собеседник не шутит – он действительно был убеждён, что «Мастера и Маргариту» написал именно Достоевский. И Мастер там бабушку Аннушку топором, а потом на целину уехал… О, молодёжь, молодёжь! Так и хотелось сказать ему, что «Моби Дик» это не только неплохой фильм, который можно «скачать» их сети, но и чудесная повесть Германа Мелвилла…

Я окунулся в размышления на тему: какая тоска сидеть в лагере, когда хочется в бой и думал, что проведу в таких размышлениях целый вечер. Но ко мне подошёл капитан Л. и сказал, что в каких то бумагах о мне не хватает каких-то данных. В частности, нужно записать, какой у меня автомобиль – марка, номер и цвет. Я сказал, что у меня внедорожник «Айриш-ровер», номер 13-13 ИРА, покрашен в камуфляж в стиле «Дубок».

- А ты когда был мобилизован?

- 13 июня 1348 года его светлостью графом Анри де Анжу. И связи в моровой язвой не хватало воинов в армии короля.

- О! То у тебя огромная выслуга по годах. Должны платить больше, чем нам, особенно если ты ветеран битвы под Креси. Тебе необходимо ещё рапорт написать о переводе в нашу батарею.

Я исполнительно написал, подписавшись: «Штабс-капитан лейб-гвардии Её Королевского Величества сер Артур Грей». Капитан Л., прочитавши сей рапорт, почему-то вздохнул печально и сказал: «Я так и думал! Я сам-то родом из Уэльса, а в нашей батарее есть ещё двое родом из Ирландии и один из Нотингемшира…» Откуда он догадался об этом – я не знаю. А потом подумал – им это всё слова. А мне так часто вспоминается солнце, ветер с океана, пыль из-под копыт тяжёлой кавалерии, отблески солнечных зайчиков на латах рыцарей и тяжесть двуручного меча на плече…

Тем временем к нам подошёл сержант П., услышав мой рассказ о моём железном коне, оставленном дома:

- А я вот правду сказал о своей машине. Только не понимаю для чего это?

- Сержант! Вы что, не знаете, что в средние века на войну мобилизовали не только всадников, но и их коней. Нынешняя война требует железных коней, что тоже будут мобилизованы!

Сержант П. отвечал на вопрос, кем он был в прошлой жизни, просто: «Я был пенсионером…» Только потом как-то признался, что он всю жизнь работал электриком на заводе. Сейчас артиллерист. Выслушав мои объяснения он как-то задумался и загрустил – как ему понимать мои слова – с каким уровнем серьёзности. Я вдруг подумал, что когда-то услышав сообщение, что меня убили, эти люди подумают, что я так эксцентрично пошутил.

В казарму тем временем зашёл командир – полковник К. Я тут же заорал: « Товарищи офицеры!» Все почему то восприняли это как очередную идиотскую шутку. Почему? Полковник К. измерил меня суровым взглядом. Я тут же козырнул:

- Шеф! Я хочу пострелять в сепаратистов из «Гиацинта»!

Полковник ещё более хмуро посмотрел на меня:

- Во первых, не шеф, а товарищ полковник! Давно на передовой не мёрзли? Ещё не настрелялись? Отправлю! Помёрзнешь! Всё равно нам стрелять не позволят… Приказа такого не будет… Если так рвёшься на подвиги, то после командировки поедешь командовать «Пионами». Ничего, ничего! «Сани» освоил, с МТ-12 разобрался, и с «Пионами» разберёшься! А сейчас – два часа на сборы – едешь, повезёшь «груз двести». Знаю, знаю, что это не твой солдат, и ты тут ни при чём, но поедешь. Боец был хороший… Надо…

Полковник посмотрел на меня недобрым пронизывающим взглядом. В середины у меня все похолодело…

(Декабрь 2014 года)

(Авторский перевод)

(* - непереводимая игра слов)