"Нытик разрушает, а не создает. Но раз он уже ноет, значит,
у него уже болит, значит, он запоёт, в конце концов.
Своей болью запоёт он. Когда человек начал петь, это был плач сначала."
(с) Саша Башлачёв. Из интервью Андрею Кнышеву.
***
Как часто бывает, что больно дышать – во мгле. А я ведь когда-то любила и сны, и ночи.
Вот Осень умчалась, Зима – на родной Земле. Вот я – рассыпаюсь на бусины многоточий. Все прежние строки, как листья, горят в огне, не жалко их вовсе - спалить да махнуть рукою. Но листья вернутся вновь почками – по Весне, а строчкам сгоревшим – в объятьях лежать покоя.
Того, кто излишне горяч, лечит льдом мороз. Застынут ручьи, по уступам не будут капать, и песней не станут потоки солёных слёз - я не запою, сколько б мне ни хотелось плакать.
Молчат о Любви и о боли своей молчат – а я немоту разрубаю стихами снова. Но глохнут они и ни капельки не звучат.
Я лжи не хочу, но и к правде я не готова.
А сердце уже догадалось, свою беду в слова заточая вновь. И горит – бумага.
Ненастною ночью босая иду по льду. А до полыньи – лишь четыре коротких шага.
***
Хмур от дыма грустный взгляд небесной просини, тропка узкая теряется во тьме. Время медленно ползёт от серой осени к неспокойной и неласковой зиме. Задыхаются в тебе, пора ненастная, - кто от пороха, а кто и от тоски. Ходит - Старая, костлявая, несчастная, косит жизни, рубит души на куски.
Лес щетиною торчит, да реют вороны над щеками белоснежными полей. Отпусти меня на все четыре стороны! Помаши вослед рукой и не жалей.
Не отпустит ни за что – всё будет тешиться, будет ждать, когда совсем отдам концы. И не знаешь – то ль стреляться, то ли вешаться, коль вокруг лишь подлецы да мертвецы.
Поутру встаёт восход кровавым заревом. Хоть бы кто спросил во мгле: «В чём правда, Брат?» Сон недужный над землёю реет маревом, и не будит сна кромешного набат.
А живое – то, что билось, грело ласково да звенело колокольчиком для всех, обернулось на рассвете – глупой сказкою и замёрзло под метели гулкий смех.
***
Вьюгой колкою отпета, дремлет стылая Земля. Снятся мёртвые поэты, снится омут да петля.
Просыпаюсь от кошмара, отирая пот со лба. Не скупится на удары нынче горькая судьба. Как назойливая муха, вся – ни сердцу, ни уму, ходит чёрная старуха к изголовью моему. То рыдает, то хохочет: «Безголосая, умри!» И терпеть уже нет мочи – стынет кровь, а лоб горит. Рвётся хор людских стенаний через сечи да бои: «Отрезвела ль от мечтаний? Поостыла ль – от Любви?»
А Зима – опять больная, стает снег – и вновь дожди.
Не остыла!
Не хмельная.
Не погибну, и не жди.
***
Братья ратились в ночь, да остыли к утру, грустно ёжась в осколках разбитой мечты.
Я по искре, по пёрышку всё соберу – снова Птица познает восторг высоты. Обогревшись от стужи, расправит крыла, да споёт нам с небес: «Возвращайтесь домой!» И Зима наша будет, как прежде, - бела, и Весна непременно придёт за Зимой.
На угрюмых просторах бескрайней страны, где и песня – как стон, где лишь ветер свистит, нас – не мало. Мы просто так разобщены, и в сердцах накопилось так много обид, что не можем найти в себе силы признать: нет, не спесь нас роднит – общей Со-вести нить.
Рать* – на тьму восстаёт, не идёт рать – на рать! Солнца внукам не гоже друг друга рубить.
И когда вражий морок покинет умы ( а другого, поверь, больше выхода нет), среди серой, привычной, озлобленной тьмы нас сияньем Любви вновь обнимет Рассвет.
*РА-ть (здесь) - солнечное войско