Она окутана была лишь храмной тишиной,
дыханием молитв вечерних.
И всякий раз, поговорив со мной,
она мне омывала сердце лицемерное...
Которое старалось быть похожим много раз
на дребезжащий смехом шар и колкость.
И остроту, и опыт… И экстаз
мне не давал услышать, как оно стучало. Смолкнув,
я слушался её и опускал во тьме глаза...
Пред ней стоял, как пред иконой.
И всякий раз не мог сказать,
как я искал её по городам
бетонным.
И дух свечи слезил тогда мои глаза...
И образ видел я, окутанный в платок родимый.
С тех пор при каждом поиске меня
в ночных идеях, ни за что не проходимых,
молюсь, пусть ни за что нас не разъединят!
И колокол звонит.
В душе спокойно, и ровное дыхание на камне.
Как я тебя хотел сравнить бы с морем, расстояньем
до дома моего, тебя хотел понять,
но...
твоё храмное
великое
стояние.
И ни к чему тебя не приравнять!