« ... Извольте выслушать спокойно,
Пришло письмо из Петербурга.
Граф Нессельроде написал,
Вам надлежит оставить службу,
Собраться в путь без промедленья,
И быть готовым ко всему,
Коль не желаете мириться
С короной, светом государства,
И жить примерно во Христе.
Простите, сударь, и поймите –
Я не злорадствую над Вами,
А исполняю верно долг.
Есть повеленье, по рескрипту,
Отбыть Вам надо из Одессы,
В селе Михайловском чтоб быть.
Так удаление отсюда
Вам будет лучшею услугой
Для написания стихов.
Коль жить в губернии подальше,
То избегните влиянья
Вреднейших в обществе людей,
Какими город наводнён...»
Граф указал на дверь учтиво.
Чем дал понять, что я свободен
И наш окончен разговор.
Я резко встал и воспалился,
Но у портрета воздержался.
Зачем же драку заводить?
Хоть ты герой своей отчизны
И деловой наместник края,
А трону – ревностный слуга,
Тебя всем сердцем ненавижу,
Как человека презираю,
Когда любовь не сохранил
Столь целомудренной супруги.
Она сдержалась, не польстилась
На речи смуглого юнца.
Что ей до первого поэта,
Как дарования природы,
Коль мужу искренне верна,
Кому блистательным приданым,
Одним отцовским состояньем
Легко поправила дела?
Друг друга против мы стояли,
В глаза смотрели и молчали,
И каждый думал о своём.
Что за него сказать, не знаю –
Пусть то останется за графом, -
Но я отвечу за себя.
Отвечу сам за эпиграммы,
За чувство истинной любви -
Любовь с отказом не угасла,
А разгорелась с новой силой...
(Лишь смертный час её забрал... )
Пока ж стояли и сверлили
Друг друга гневными очами –
Один другому уступить
Здесь не хотел, и поединок
Между талантом и тщеславьем
Упал быстрее, чем перо,
Что упадёт из рук поэта,
Чем упадёт вздох Воронцовой...
А нам казалось, что планета
Успела триста раз взорваться
И триста первый раз восстать.
Пред Воронцовым, не красуясь,
Стоял уверенно и твёрдо,
Хотя в плечах был не широк,
Как буква «Т(твёрдо)» от Кирилла,
Что сквозь пространства и народы,
К нам из глаголицы пришла.
Итак, я видел пред собою
Глаза участника беседы –
В его глазах не видел "трус".
И он подобное не видел
В моих глазах, как не старался:
Я думал вызвать на дуэль.
И граф невольно отшатнулся,
Вдруг прочитав моё желанье,
Что уголки красивых губ
Сошли на линию разреза –
Он перестал мне улыбаться.
Я видел пред собой черты,
Как будто точены из камня
Высокомерною рукой.
Смотрел и думал в эту пору,
Спешили мысли друг за другом:
«Пусть ты – не «хам», не ретроград,
Не человек отсталых взглядов
И не противник либерала,
Как Николай Тургенев ввёл
В наш обиход живое слово.
Но мне открылось в то мгновенье,
Как будто с глаз сошёл туман,
И я увидел из немногих,
Что предо мной стоит по форме
Высокий статный карьерист
И негодяй при эполетах,
Какой учить меня собрался,
Как быть полезным для царя
И не гневить напрасно бога,
Да укрощать мгновенья страсти,
Когда своя губа «в пушк(у)»?!
И здесь цирюльник не поможет,
И не поможет брадобрей,
Чтоб от «пушк(а)» избавить графа
И сделать вновь его примерным
Пред одураченной страной.
Эй, Воронцов! И сам ты грешен –
Почти открыто ходишь к Ольге
К той генеральше молодой,
Что здесь Нарышкиной считают...
Что за дела?! Скажи, наместник, –
Скорей поэту дай ответ,
Как говорят контрабандисты,
А с ними здешние корсары,
Встречая весело в порту
Вольнолюбивого поэта».
Поскольку золото вельможи
Перекупить никак не может,
Своей громадой подавить
Пядь обнародованной мысли,
Что родилась в душе поэта
И вышла к действенным умам,
То на себя берётся слово,
И с ним ревниво соглашаюсь,
Чтоб из Одессы мне отбыть...
Андрей Сметанкин,
Душанбе, Таджикистан,
02.12. - 05.12. 2015