Завещание К. М. Симонова

Ян Гинзбург
       1
Я пал на поле боя.
Но в мире. Не в боях.
Смешался с перегноем
кремированный прах.

За сорок лет истлели
товарищи мои…
Свинцовые метели,
кинжальные бои.

Нас разлучали часто.
и было невдомёк,
что дружеское счастье –
окоп и котелок…

Я задержался в жизни
и лишь потом узнал,
что не в военной тризне
я главное терял.

Потом пришли утраты
к нам в мирной тишине.
Но сердце у солдата
осталось на войне,
где холодно и грязно.
где смерть была и бой,
но было ясно сразу,
кто свой, а кто чужой.

В шрапнели и картечи
потоком кровь лилась.
Не говорили речи,
а делали дела.
 
И неразрывны были
поступок наш и речь.
А пули приносили
разлуку вместо встреч.

И к ней готов был каждый.
И, падая, он знал,
что жизнь – не самый важный
и  нужный матерьял.

Ряды друзей редели,
но знали мы в салют,
что до заветной цели
другие добегут.

В лесах, полях, оврагах
фанерная звезда
над их последним шагом
исчезла навсегда.

Лежит в могилах братских,
свое сказав уже,
бессмертье душ солдатских
на смертном рубеже.

Лежит оно, невидимо,
под зарослью густой,
без карточки, без имени,
без надписи простой.

Солдатом не рождаются…
Не вечен в жизни бой…
Тут тот, кто за товарища
шел жертвовать собой.
 
И разума не слушая,
жизнь отдавая сам,
горячую и душную
под танки он бросал…

Пусть мне признанье сделано.
Но старому бойцу
на важном Ново-Девичьем
жизнь кончить не к лицу.

Мне б в лето то суровое…
Пусть с павшими в боях
в районе Могилева
смешается мой прах!
               
         2
Посовещались и решили
что воля мертвого – закон.
Но как они не оценили
тот вызов, что тобой рождён!

Сидят в собранье и на даче,
на юбилейных торжествах
собою ничего не знача,
тусклы и в прозе, и в стихах.

Но веруя, что мир им должен,
уходят в сень надгробных плит
одним особенно тревожась:
 достойный ли надгробий вид...

Но ты избрал иную долю,
друзей не бросил в новых днях.
Под Могилевом, в чистом поле,
развеян, как хотел, твой прах.

Шоссе.
Идут, спеша, машины.
И скромный камень на краю.
Приходит город, словно к сыну,
благодарить судьбу свою
за то, что вместо  мавзолеев
и мраморных роскошных стел,
посмертной славы не жалея,   
ты тут остаться захотел.
 
Не всё для почестей, наверно.
Мемориалы – ни к чему.
...и он вернулся в Сорок Первый,   
навеки отданный ему.
 
       3
Поэт остается в песне.
Поэт остается в стихах.
А памятники известным –
бельмо на ясных глазах.

Не в мраморе слава наша.
И барабанный бой
не нужен тем, кто пашет
и сеет своей строкой.

Призванию признанье
не требуется никогда.
Может исчезнуть тайно
весенняя вода.
 
Но в завязи вечных почек,
в цветах, что взойдут потом, –
природы увидишь почерк,
небесный услышишь гром.

Поэт  прорастает в слове,
рвущем глухую тьму.
А мраморные обновы
поэзии ни к чему.